Привязали руки к доске и сняли штаны

Обновлено: 06.05.2024

У самого же Дэвида давно уже эрегированный член готов был порвать штаны. Он, скосив глаза, посмотрел на кузину, желая выяснить ее реакцию на происходящее. Кристина сидела, откинувшись на спинку скамьи, широко расставив ноги. Ее платье было задрано почти до талии, полностью обнажая стройные, обольстительные ножки, между которых виднелся кустик каштановых волос. Одной рукой она поглаживала себя по бедрам, а второй, через тонкую ткань платья ласкала грудь. Но взгляд кузины был устремлен не в окно, а на низ живота Дэвида, на то место, где его восставший член оттопырил ткань штанов. Заметив, что Дэвид смотрит на нее, она быстро придвинулась и прижалась к нему бедром. Одновременно ее рука, оторвавшись от груди, легла на его возбужденный член. От этого прикосновения с губ Дэвида сорвался сладостный стон. Рука кузины уже скользнула к поясу, развязывая его.

– Не томи его, выпусти на свободу, я хочу его видеть, – услышал Дэвид нетерпеливый шепот Кристины.

Дэвид помог ей развязать пояс, немного приподнявшись, приспустил штаны, и его член тут же выскочил на свободу, словно чертик из шкатулки. Рука Кристины слегка коснулась его, но тут же, словно обжегшись, отдернулась.

Старшая из сестер, леди Маргарет, била сильно и резко, делая между ударами большие паузы, при этом паузы были неравномерны, то короче, то длиннее.

Средняя сестра, леди Шарлотта, обрабатывала обнаженный зад своей жертвы с методичностью автомата, нанося удары сильно и равномерно. Младшая сестра, леди Элизабет, порола быстрыми сериями ударов. Молниеносно нанеся 3-4 сильных удара, она делала паузу, затем следовали 3-4 резких, хлестких удара. Манера порки их невестки, леди Элеоноры, отличалась некоторой оригинальностью: стоя почти у изголовья наказуемого, она секла не поперек ягодиц, а вдоль них, при этом она методично обрабатывала сначала одну ягодицу, потом другую, постепенно переходя на промежность.

Дэвид удивлялся, как в таком невообразимом шуме ведущие счет ударам не сбивались. Но вот одна за другой, миледи, окончив порку, садились в кресло отдыхать. При этом, получившие свою порцию розог, оставались привязанными до тех пор, пока последняя из патронесс не нанесла завершающего удара. Теперь пороли сразу троих девочек, и от этого глаза Дэвида разбегались. Порка происходила по тому же сценарию, лишь количество ударов было на этот раз немного меньше. Патронессы, поровшие девочек, довольно быстро отправились отдыхать, и лишь леди Элизабет продолжала полосовать оголенный зад мальчика. Но вот и она, нанеся последний удар, села в кресло. К скамьям, подгоняемая горничными, поползла на четвереньках следующая восьмерка, и все повторилось снова.

Он склонился и начал покрывать страстными, нежными поцелуями то одну, то другую грудь, то аппетитную ложбинку между ними. Занявшись любовной игрой, им сейчас не было никакого дела до происходящего за окном, где по-прежнему слышался свист розог и громкие крики наказуемых.

Кристина, перекинув одну ногу через бедра Дэвида, оказалась сидящей на его коленях.

Крепко обнявшись, они слились в страстном, долгом поцелуе. Затем кузина, приподнявшись, повернулась к нему спиной. Она на некоторое время замерла, представив взору Дэвида роскошные ягодицы, тугие ляжки и раскрывшийся бутон вагины между ними.

Откинувшись на спинку скамьи, Дэвид не шевелился, а лишь наблюдал, как Кристина медленно опускается на его торчавший кол. Он чувствовал, как его член медленно и свободно входит во влагалище кузины.

Кристина медленно и постепенно убыстряясь, начала свою бешенную скачку. Дэвид, точно завороженный, смотрел, как попка кузины то поднималась, и тогда член почти полностью выходил из влагалища, то опускалась, почти полностью заглатывая его.

Вдруг они оба, как по команде, посмотрели в окно, что-то явно насторожило их. Тут же Дэвид понял, что не слышит свиста розог довольно продолжительное время. Леди Маргарет тихо, но зло отчитывала стоящую перед ней горничную. Она вырвала из ее рук розги и подала знак воспитательницам. Тут же одна из них пригнула голову горничной над скамьей, при этой ее лицо почти касалось обнаженной задницы растянутой на ней девочки. Вторая быстро подняла платье и нижние юбки высоко на спину, обнажая ей зад.

Леди Маргарет методично отсчитала на ее обнаженных ягодицах десятка полтора сильных, смачных ударов, после этого с невозмутимым видом возвратила розги горничной и села в кресло. Прерванная ее вмешательством порка тут же возобновилась.

. Война с фашистами застала нас с мамой на Украине. Поселок, в котором мы жили оказался под немцами и они быстро установили свой порядок. Мне тогда было 8 лет и мы с приятелем, который был старше меня на 4 года лазили по садам тех домов, где никто не жил, а в некоторых, вместо хозяев размещались немцы. Во время очередного похода за грушами они нас поймали и отвели в школу, где у них была канцелярия. Нас провели по длинному коридору и завели в самый дальний класс. Парт там не было, но все было устроено для наказаний. Посредине класса размещался широкий, низкий стол, на котором стояла тоже не высокая, но длинная и узкая скамья, а рядом кадка с прутьями. При входе у стены стояла еще одна скамья, на которую нас усадили. В углу за столом полицай с немцами играл в карты. Закончив игру, они, приказали моему приятелю раздеться. Он стянул с себя рубашку, положил ее на скамью и замер в ожидании. "Снимай штаны" - сказал полицай. И вот мой приятель уже абсолютно голый стоит посредине класса. Мне и раньше доводилось видеть своих сверстников голыми, но пикантность ситуации и процедура принудительного обнажения запомнилась на долго. Ему велели залезть на стол и лечь на стоящую на нем скамью. И вот он послушно залезает на стол и встает коленями на скамью, опирается на руки и медленно ложится. Его член качнулся и отвис. Когда мой приятель наконец улегся его плотные ягодицы были выставлены, как на показ. То, что произошло дальше заставило меня податься вперед. Полицай спустил его ноги по бокам скамьи, заставив его коленями упереться в стол, на котором стояла скамья, а затем привязал к ней его руки.Поза моего приятеля потрясла своей откровенность: широко расставленные ноги, полураскрывшиеся ягодицы, яички и член предстали моему взору и взгляду экзекуторов. Процедура и атмосфера порки была мягко говоря очень эротична. Его принялись стегать по ягодицам, при этом его член вздрагивал после каждого удара, а мой приятель поскуливал. Надо заметить, что порка носила явно "профилактический" характер, поэтому долго описывать ее не буду. Когда мой приятель был отвязан, я следил за каждым его движением. С покрасневшими глазами и ягодицами он принялся одеваться. Теперь такая же процедура ожидала и меня. Улегшись на скамью, я сам расставил ноги и спустил их со скамьи, предоставив возможность полицаям и моему приятелю рассматривать мои интимные части тела. Когда пороли меня, то кричал я пожалуй, громче, чем он, поэтому видимо мне досталось меньше. Боль скоро прошла, а процедура наказания еще долго продолжала будоражить мой детский ум. После этого мы перестали лазить по садам, потому, что заново такое ни он, ни я переживать не хотели.

Но совершенно неожиданно я оказался свидетелем еще одного наказания. Как - то соседка отправилась на базар продать, оставшееся еще с мирных времен мыло. А я увязался с ней. Мыло продавали долго, поэтому возвращаясь, попали в комендантский час. Нас задержали и привели в туже школу, долго держали в канцелярии, что - то записывали, а потом по длинному коридору привели к знакомому классу. Ввели туда соседку, а меня оставили с наружи. "Неужели ее будут пороть?" - пронеслось у меня в голове. Тут я вспомнил процедуру нашего наказания и сердце у меня заколотилось. Дверь в класс была закрыта и оттуда доносились голоса. В этот момент в коридоре появился немец с фотоаппаратом. Он открыл дверь и зашел в класс. Через неплотно прикрытую дверь я увидел, что на скамье е лежала одежда моей соседки. Тогда я понял, что она раздевалась у них на глазах. И тут я заметил, что через щель с другой стороны двери можно увидеть, что происходило в классе. Я увидел мою соседку абсолютно голую, стоящей перед столом. Ее заставили залезть на стол и лечь на скамью. Когда она залезла я видел ее выпяченную задницу и отвислые груди. Так близко я видел обнаженную женщину впервые. Ей привязали руки и к моему изумлению заставили ее спустить ноги со скамьи. Молодая женщина стояла перед чужими мужчинами без одежды в той откровенной позе, которая, как я узнал много лет спустя, называется "раком".Приступать к порке они не спешили. Думаю, что унизительная поза молодой женщины доставляла им удовольствие. Я же не отрываясь рассматривал ее упругие ягодицы и раскрывшиеся между ног половые губы.

Наконец ее стали пороть, на белых ягодицах появились красные полосы. После каждого удара задница вздрагивала, а соседка говорила: "Простите". Вошедший последним немец стал фотографировать. Один из немцев силой повернул голову соседки, заставляя ее смотреть в объектив. Снимал немец порку со всех ракурсов. Когда наказание завершилось соседку отвязали от скамьи. Я ждал, что она оденется и они возьмутся за меня. Но вместо этого я увидел, что ее заставили подойти к стене и стали фотографировать обнаженной в полный рост. Даже, повернув ее задом к фотоаппарату, ее заставляли поворачивать лицо в кадр. Потом сняли со стола скамью и снимали ее на скамье стоя, на коленях и лежа. Снимали в самых неприличных позах. Соседку заставили брать в руки свои груди, пальцами раскрывать свои половые губы. Разводить в стороны ягодицы. В какой - то из таких моментов дверь захлопнулась. Остальное я мог только домыслить. Когда она вышла из класса, я боялся смотреть ей в лицо. "Ну, что?",- спросил я. "Ничего, поругали и отпустили",- ответила она.

В центре камеры стоял совершенно голый мужчина. Его руки, скованные цепью, были подняты высоко над головой, ноги широко разведены в стороны и привязаны к кольцам в полу. Спина была страшно изодрана ударами кнута и залита кровью, голова безжизненно свесилась на грудь. Меня поставили перед ним и палач со всего маха пнул его промеж ног. Пленник сдавлено вскрикнул, все его тело рванулось, выгибаясь дугой, голова откинулась назад. Я увидела, что его лицо зверски избито и заплыло багровыми кровоподтеками.

Вошедший со мной придворный спросил, «Ты знаешь эту девушку, она была с тобой в отряде проклятого Треера?»

Я поняла, что это был кто-то из наших, кому не посчастливилось и кто попал в руки Х-ландцев. Истязуемый посмотрел на меня и хрипло ответил, «Да, это какая-то Треерова шлюха». Я видела, что он пытается как-то выгородить меня. Но, похоже, этот ответ не устроил допрашивающего, он махнул рукой палачу. Тот приблизился, в руках он держал толстую веревку, машинально делая из нее петлю. Став на колено, он ухватил пальцами мужские части пленника и затянул петлю у него на мошонке. Повернулся к придворному, он кивнул и заплечных дел мастер дернул за веревку. Изо рта несчастного вырвался дикий вопль, все тело забилось в судорогах, изо рта хлынула пена, лицо исказилось в жуткой гримасе. Я не представляла, что так может кричать человек. Допрашивающий снова повторил свой вопрос, «Ну что, понял, будешь говорить правду?».

Узник простонал, «Я все сказал, это ханская наложница».

Палач рванул изо всех сил, от нечеловеческого крика пытаемого содрогнулись стены, он едва не задохнулся, его вырвало.

Пленник отрицательно покачал головой. Еще несколько рывков, истошных воплей и истязуемый повис на цепях, точно мешок, потеряв сознание. Его окатили ведром ледяной воды. Он медленно пришел в себя. Теперь палач держал в руках странный предмет, похожий на клещи для колки орехов. Взяв в руку чудовищно распухшую мошонку пленника, он захватил этими клещами его яичко и принялся медленно сдавливать его.

Что было дальше я не видела- меня в другой зал, где уже ждала принцесса в окружении множества солдат. Она махнула рукой солдатам, «Давайте, поимейте ее!». Раздался восторженный рев. Ко мне подскочили сразу несколько человек. Я отчаянно пыталась вырваться, дергая связанными за спиной руками, но меня разом опрокинули, падая, я ударилась головой о каменные плиты пола и едва не лишилась чувств.

Я дернулась, попытавшись приподняться, но меня крепко держали за плечи, вдавливая голову в пол. Я повела глазами вокруг, но смогла увидеть только сапоги обступивших меня солдат. Я сделала еще одну попытку вырваться: выгнулась всем телом, приподнимаясь на носках, но тут же получила сильный и чрезвычайно бо-лезненный — видимо, один из солдат неплохо знал свое дело — удар сапогом по колену и, едва сдер¬жав крик, вновь рухнула на спину.

— Брыкается, сучка! — жизнерадостно крикнул кто-то, не видимый мне.— И вообще, красотка - что надо! Крепкая, тварь! Люблю таких!

— Подожди, может она передумала! — внезапно раздался крик, и шум вокруг меня сразу затих.

Рожи, наклонившиеся над ней, отпрянули, а ноги вокруг задвигались, видимо освобождая кому-то проход. Солдаты рывком поставили меня на ноги. Теперь она видела все, что было вокруг. Я почувствовала резкую боль в сведенных за спиной ру-ках. Она непроизвольно наклонилась, повинуясь движению державших ее солдат. Теперь я могла, да и то с трудом, лишь поворачивать голову направо или налево. Ольга подошла почти вплотную.

— Ну что, опомнилась? Шутить с тобой я не собираюсь!

Я молчала, глядя исподлобья на врагов.

— Что, язык проглотила? — Принцесса даже не повысила голос.

Я продолжала молчать.

— Посмотри, есть ли у нее язык! — скомандовала Ольга. Тут же двое схватили меня, держа голову так, что я не смогла шевельнуться, а третий ножом принялся разжимать мне зубы. Я уступила, чтобы он не распорол мне губы и тот, заглянув в рот, гаркнул:

— Что точно? Я спросила, есть у нее язык или нет!

— Точно! Есть! — испуганно повторил солдат.

— Что с ней делать? — спросил один из окружения принцессы.

— А,— махнула рукой та,— отдайте солдатам, а потом посмотрим.

Она отошла в сторону и стала, любуясь происходящим.

Солдаты, подождав некоторое время, пока начальство не устроились, набросились на меня.

Несмотря на связанные за спиной руки, я пыталась сопротивляться, и двое из них, получив по резкому точному удару, с воем пока¬тились по песку, но противостоять дюжине сол¬дат я не смогла. С меня сорвали одежду и рас¬пластали на земле, между тем как командир от¬ряда под одобрительные выкрики и гогот осталь¬ных расстегивал пояс, поглядывая на меня алчным похотливым взглядом. От нетерпения пальцы его тряслись, и железная пряжка никак не поддавалась.

Я, похолодев от ужаса и омерзения, сме¬жила веки, чтобы не видеть перекошенные от воз¬буждения рожи Х-ландцев, больше напоминав¬ших в этот момент морды обезумевших зверей.

«Конец. — подумала я.— Скорее бы убили. » Но что-то подсказывало мне, что так просто мне не отделаться. Еще раз рванулась всем телом и в это мгновение кто-то из солдат ударил меня рукояться меча по темени. Свет померк перед оими глазами.

Я пришла в себя от знакомого сочетания боли и наслаждения. Совсем рядом, буквально возле уха, громко и ритмично бил бубен, и в такт этим ударам чужая мужская плоть с силой входила в мое тело, вызывая и боль, и сексуальную истому. Я рефлекторно дернулась всем телом, чтобы выскочить из-под насильника, и только теперь поняла, что происходит.

Я лежала абсолютно голая на каком-то столе: руки, ноги и голова были жестко привязаны к этому столу узкими кожаными ремешками, на глазах — темная плотная повязка. Я не могла шевельнуться и не видела, кто меня насилует, могла лишь кричать. Только по весу налегающего на меня тела, сильным толчкам, да еще по тому, что финал наступил очень не скоро, я поняла, что это был зрелый мужчина.

— Следующий! — сказал нежный женский голос. Я ужаснулась: Господи, сколько же похотливых самцов она нагнала в эту камеру…

Очередной солдат вошел в мое тело и, слушая ритм бубна, кончил через минут десять.

Теперь нечто огромное, как у слона, вламывалось в меня, буквально разрывая внутренности. Кажется, даже сквозь толстые стены застенка прорвался мой дикий крик. Но боль утихла так же мгновенно, как возникла, поскольку он выплеснул в меня обжигающую жидкость еще раньше, чем целиком вошел в мое тело.

Я не видела, что происходило дальше, я только слышала многоголосый хохот и все те же удары бубна. А через полминуты, не больше, очередной скакун вошел в мое тело и вскоре опростался.

Я поклялась себе, что, если останусь в живых, убью эту гадину. Удары бубна разламывали мозг.

Еще одна порция спермы — я уже потеряла им счет. Собственно, именно эта неспособность молодых парней к длительному сексу спасла меня в тот вечер от увечий или, как говорят местные знахари, «повреждений внутренних органов». Они просто выплескива¬ли в меня свою влагу, накопленную ими в разбухших от похотливых юношеских снов мошонках, и стол под моими ягодицами был уже весь мокрый.

Очередной мужчина вошел в мое тело.

Над ухом снова прозвучал голос Ольги. С моих глаз сорвали повязку.

— Ну, как, будешь говорить? — громко спросила Ольга.— Или желаешь продолжить?

Раздался громкий хохот солдат, но принцесса вздернула вверх подбородок, и все немедленно замолчали.

— Ты будешь отвечать, тварь? — принцесса взяла меня за подбородок, приподняв голову.

Я пошевелила губами, но слов не было слышно. Ольга коротко рассмеялась и опу-стила руку — моя голова вновь бессильно упала на грудь.

— Отведите к дыбе! — последовал при¬каз, и солдаты волоком потащили бессильное тело к деревянной пыточной скамье.

— Грязная тварь! – процедила она сквозь зубы. – Я привяжу тебя голую на дыбе, растяну и буду сечь, пока не скажешь, чем ты здесь занималась и кто тебя подослал!

Ни слова мольбы, ни малейшей попытки сопротивления за то время, пока Ольга выполняла первую часть своей угрозы; моё упрямство только усиливало ее ярость. Меня швырнули на деревянную скамью, в спину впились шипы, вбитые в ложе, широко развели ноги в стороны, привязали руки и ноги к двум воротам и четверо мужчин налегли на рукоятки, растягивая мое тело. Когда оно напряглось будто струна, так что казалось, вот-вот и меня разорвут пополам, палачи остановились и, закрепив вороты, отошли. Меня всю пронзила острая боль, во все связки точно забили раскаленные гвозди, Меня настолько зверски растянули на дыбе, что я не могла шелохнуться, только мотала головой, по коже текли ручейки пота, глаза расширились от боли. Затем некоторое время не было слышно ничего, кроме свиста и ударов шелковой плети со вплетенными в концы свинцовыми шариками по обнаженному телу. Я не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой – так туго я была привязана к скамье. Мое тело выгибалось и вздрагивало, голова моталась из стороны в сторону в такт ударам плети. Чтобы сдержать рвущийся наружу крик, я изо всех сил закусила губу, из которой уже стекала струйка крови.

Скрученные вместе нити впивались в тело почти бесшумно, лишь резкие отрывистые звуки отсчитывали удары, но каждая нить оставляла на смуглой коже узкую красную полоску. Ольга трудилась со знанием дела, вкладывая в удары всю силу своей тренированной руки; она истязала жертву с жестокостью, воспитанной за время жизни среди двора, где боль и пытка была явлением обыденным, и с той циничной изобретательностью, которая способна проявить только женщина по отношению к женщине. Мне не пришлось бы так страдать – и физически и душевно, - если бы моим палачом был мужчина, пусть даже гораздо сильнее этой разъяренной красавицы. Безжалостные удары сыпались на распластанное тело, каждый удар наносился обдуманно, стараясь чаще попадать по самым нежным местам женщины – по соскам, промеж ног.

— Говори! Говори, тварь!

Кнут снова и снова опускался на мои обнаженные груди и живот. Я хрипло мычала, билась головой об окровавленную доску дыбы, к кото¬рой меня приковали дюжие палачи, вдев нежные запястья в железные наручни. Потом моя голова бессильно откинулась — я потеряла сознание.

Теперь Ольга была облачена в облегающий ярко-красный костюм: штаны до середины щиколоток и рубашка с длинными рукавами, закрывающими кисти рук и оставляющими на виду только длинные белые сильные пальцы. Принцесса отложила кнут.

Ольга, раскрасневшаяся, с блестящими глазами, в одежде палача, облегающей тело так плотно, что ее великолепная фигура была на виду точно обнаженная, выглядела сейчас почти чудовищем.

По знаку мучительницы меня окатили ведром холодной воды. Я застонала и задергала руками, инстинктивно пытаясь высвободить их из жестокой хватки наручней.

Красавица приблизилась ко мне, обратила к себе мое мокрое, полубезумное лицо с плотно зажмуренными веками и впилась поцелуем в распухшие губы. Руки подруги Дтира с шевелящимися под красными манжетами пальцами коснулись моих грудей и больно сжали их.

— Говори, тварь! — повторила она почти нежно.

Острые ногти впились в трепещущие груди, оставляя на гладкой коже глубокие кровавые царапины.

Я сдавлено застонала, открыла глаза.

— Ведьма. — прошептала я, с бессильным гневом глядя на принцессу.— Все-таки ты настоящая ведьма.

Ольга не обратила на это никакого внимания. Она продолжала ласкать свою жертву, а затем неожиданно вновь несколько раз сильно хлестнула меня кнутом промеж ног. Казалось, это ей доставляло огромное наслаждение.

— Говори. скажи и будешь счастлива.

«Что она несет?!» И тут же я поняла, что имеет в виду Ольга.

Мне стало так гадко от пронзившей меня мысли, что я выкрикнула прямо в лицо принцессы, даже не думая о том, к каким последствиям это может привести:

— Никогда! Да я скорее провалюсь сквозь землю, чем скажу тебе хоть слово, мерзкая гадина!

Ольга опешила, ее глаза вспыхнули бешеной яростью.

— Ты кому это говоришь? — она схватила висевшую на поясе плеть, и с размаху обрушила ее на мое беззащитное нагое тело.

Я вскрикнула, словно от ожога. Мой возглас только подзадорил красавицу, и она продолжила наносить все новые и новые удары, не выбирая места: по плечам, по груди, по спине, по лицу. Я извивалась от дикой боли, но была не в силах освободиться

— Ты, грязная тварь! — приговаривала принцесса.— Я тебя научу, как разговаривать с госпожой, паршивка, ты у меня станешь как шелко¬вая!

В моих глазах мелькание плети, хохочущие рожи палачей и искаженное яростью лицо Ольги слились в одну бесконечно кружившуюся карусель. От боли у меня потемнело в глазах и я, не в силах больше терпеть, громко застонала. В ответ раздались одобрительные выкрики зрителей.

— Ха-ха-ха! Совсем другое дело! Какой прият¬ный голосок! — засмеялась Ольга, и я, сжавшись в ожидании очередного удара, вдруг не почувствовала жгучей боли, которая должна была последовать вслед за свистом плети.— Ну что, немножко прояснилось в голове?

Сквозь кровавую пелену я с трудом различала лицо и крупные белые зубы, оскаленные в злобной усмешке. После пыток я едва держалась на ногах и неминуемо рухнула бы на землю, если бы не стражники.

— Не слышу ответа! — лицо любовницы Дтира придвинулось почти вплотную.

Даже не отдавая себе отчета в том, что дела¬ет, я откинула голову назад, и плевок угодил прямо в левый глаз истязательницы.

Лицо Ольги исказила злобная гримаса, она едва не задохнулась от ярости, но сдержала себя.

— Хочешь вынудить меня прикончить тебя, гнусная тварь, - она рассмеялась, - зря, не удастся. Сейчас мы придумаем тебе еще одно развлечение.

По ее знаку меня подтащили к козлам и заставили наклониться, ремни охватили мои запястья и лодыжки.

— Ну ка, полюбуйся, - Ольга сунула мне под нос толстый и длинный деревянный стержень. У твоих хахалей ведь не было подобного украшения, а?

Она прижала мне это приспособление ко входу во влагалище и одним грубым толчком вогнала его внутрь, до самого конца, так что я выгнулась, когда он сдавил мне шейку матки. Боль между ног была жуткой, хотя влагалище и было хорошо смазано семенем после недавнего изнасилования, но грубо вытесанный, ужасно толстый фаллос едва не разорвал его пополам. Я выгнулась от боли, отчаянно крича. Мучительница столь же невозмутимо показала мне второй фаллос, еще толще. Теперь она вонзила его мне в задний проход, новый взрыв дикой боли пронзил меня. Меня развязали и помогли встать, длинные рукоятки стержней торчали из моего тела почти на 10 см, я могла лишь стоять, широко раздвинув ноги, малейшее движение причиняло мне страшные мучения, усиливая и без того раздирающую боль промеж ног. Меня подтащили к деревянной скамье.

Я замотала головой, стоя над сиденьем, из моей промежности продолжали торчать деревяшки.

Палачи схватили меня за руки и силой заставили сесть. Я истошно завопила от доселе не испытанной боли, словно раскаленное острие вонзившееся в мою промежность. Всем своим весом я упала на концы этих адских фаллосов, еще глубже засовывая их в свое тело, раздирая нежные ткани. Мне показалось, что штырь насквозь проткнул матку, мои внутренности превратились в один сгусток страшной боли, я дико завизжала и забилась всем телом, пытаясь освободиться, но истязатели крепко привязали мои бедра и ноги веревками к скамье, так что я не могла даже пошевелиться, мне оставалось только корчиться и страдать.

Теперь два палача вооружились многохвостыми плетьми. Изо всех сил они принялись избивать меня, совершенно беззащитную, стараясь бить по самым нежным местам. Каждый рывок, когда тело непроизвольно пыталось отдернуться от удара, лишь усиливал и без того дикую боль в промежности. Так продолжалось минут пять, они показались мне столетием. Внезапно у меня померкло в глазах и я вновь потеряла сознание.

Когда я пришла в себя, то обнаружила, что по прежнему сижу на этой страшной скамье, никто не позаботился, чтобы вытащить из меня фаллосы. Я чувствовала, как по моим бедрам стекает что-то теплое – кровь – поняла я.

Ольга наклонилась надо мной – «Будешь говорить или продолжим?»

Я лишь помотала головой. Она ухмыльнулась, «Ну как хочешь, или может тебе понравилось, шлюшка?»

Сейчас в руках палачей появились щипцы с зазубренными концами, один из них приблизил свой инструмент к моей груди. Вне себя от ужаса, я попыталась вырваться, но лишь причинила себе новый взрыв боли в паху. Ольга подняла руку и снова обратилась ко мне, «Ну, ты не передумала? Имей в виду, говорю тебе, как женщина, ты не представляешь, какая это будет боль!»

— Очнулась? Вот и ладненько, — глухо произнес один. — Как-то неинтересно с бревном развлекаться.

Оля была ошеломлена, не понимала, что происходит, кто эти люди. Крупная дрожь сотрясала ее тело. Руки, связанные уже скотчем, болели. Она языком толкала тряпку, но не могла от нее избавиться. Глаза наполнились слезами. Они потекли к вискам, девушка сразу захлюпала носом, и дышать стало еще труднее.

— Начинай. Вдруг кто увидит, — произнес глухой голос.

Неизвестный с синими глазами деловито положил руки на колени девушки. Поняв, что он хочет сделать, Оля замычала, замотала головой, задергала ногами и руками, стараясь попасть по обидчику. Происходящее походило на кошмар. Насильник, пыхтя, преодолевая сопротивление, раздвинул девушке бедра, но Оля снова сжала ноги.

— Держи сучку! Какого хрена стоишь?

Тяжелое мужское тело навалилось ей на грудь, придавило к земле. Оля боролась изо всех сил, но задыхалась, поэтому была слабой. Она чувствовала, как второй рвет колготки, срывает с нее трусики. И вдруг он остановился, замер, прислушиваясь к лесным звукам. Оля задержала дыхание: небольшая пауза всколыхнула в душе надежду, что насильник одумается.

Но зря. Что-то твердое стало вонзаться ей в плоть. Оля дергалась, но насильник не отступал. Он резко схватил ее за бедра и прижал их к животу. Сложенная практически пополам, Оля не могла даже пошевелиться. В такой позе он наконец проник внутрь, и дикая боль пронзила ее тело. Оля изогнулась в немом крике, но жесткие ладони крепко сжимали ее ноги.

Сколько продолжалась эта пытка, Оля не знала. Ей казалось, что в нее вбивают бревно, с каждым ударом все глубже и яростнее. Иногда инструмент насильника выскакивал наружу, Оля с всхлипом вздыхала, а потом он снова вонзался с удвоенной силой. Тело вздрагивало от каждого толчка, вибрировало и тряслось. Насильник над девушкой сопел, обливался потом, полукружиями расплывавшимся по маске. Сильный запах горячего мужского тела, смешанный со знакомым парфюмом, бил в нос, и инстинкт самосохранения заставлял Олю отворачиваться, часто дышать, чтобы избежать приступа рвоты, от которого она могла захлебнуться.

Напавший с каким-то злобным наслаждением выполнил свою работу и наконец затрясся, застонал. Оля почувствовала, что давление внутри живота исчезло вместе с остатками острой боли. Мужчина еще секунду полежал, тяжело дыша и приходя в себя, потом откатился на бок и встал. Оля со стоном опустила затекшие ноги, надеясь, что экзекуция закончилась, а она осталась жива. Она оперлась на локти и стала отползать в сторону.

Но опять ошиблась. Насильник схватил ее за ногу и притянул к себе, расцарапав нежную кожу о еловые иголки, ковром устилавшие землю.

— Теперь ты, — приказал он напарнику, застегивая джинсы. Тот нерешительно засопел и сделал шаг в сторону. Тогда первый толкнул его к девушке.

— Не могу, — сдавленно произнес второй и подался назад. — Страшно.

— А на кулак нарваться не боишься? Давай!

— У меня и желания нет, — отказывался второй.

Оля слушала их перепалку с ужасом и молила Бога, чтобы кто-нибудь догадался, где она, и пошел ее искать.

— А так будет? — одним рывком насильник перевернул девушку на живот, поставил ее на колени. Он с силой провел по внутренней стороне ее бедер ладонями, потер пальцами больное место — Оля снова затряслась от ужаса и страха, потом похлопал по обнаженным ягодицам.

— Давай! По-собачьи. Можешь и вторую дырку расковырять. Разрешаю. Не бойся. Так она в глаза смотреть не будет.

Оля задергалась, замычала, но сильные руки прижали ее к земле, чуть не придушив от усердия. В полуобморочном состоянии она почувствовала, как что-то вяло прикасается к коже ее бедер, потом наливается и поднимается выше. Второй насильник скользнул в разорванную плоть легко, почти не причинив боли, но Оле уже было все равно: она потеряла сознание от недостатка воздуха.

Второй раз она очнулась от неприятного ощущения: ей казалось, будто сотни маленьких существ бегают по телу, оставляя жгучую боль. Она открыла глаза: летнее солнце уже поднялось над горизонтом и мгновенно ослепило. Дышать стало легче. Оля подняла по-прежнему связанные руки — кляп исчез.

– Ну, сымай портки. Да пошевеливайся господа ждут. – Конюх указал рукой на скамью.

Василий снял рубаху, но штаны снимать не стал. Помощники конюха тотчас завернули его руку за спину, резким движением спустили его штаны и уложили лицом вниз на скамью. Конюх также сбросил рубаху. Его крепкие, словно литые мускулы, словно магнитом притягивали взоры Екатерины Львовны и Маши.

Поплевав на ладони конюх взял плеть и со всей силы хлестнул ей по спине Василия отчего на ней тотчас вскочил багровый рубец. Мужик взвыл от боли. Его жена и старшая дочь закрыли лицо руками, а младшенькая заплакала в голос. Помощники конюха заметили это и, отвесив по увесистой оплеухе, заставили их смотреть за происходящим. Василий выл от боли тщетно стараясь вырваться из крепких кожаных ремней. Из его ран выступали капельки крови.

– Так что сукин ты сын. Прощения проси. – Крикнул Л-ский Василию.

– Барин, батюшка. Не виновен я. Он по бревнам, что вчерашней бурей повалило убег.

– Не виновен. Ты не виновен. – Голос Л-ского гремел как раскаты бури. – Ну что-ж раз не хочешь по-хорошему, то придется не только тебя наказать. – Л-ский дал знак конюху и тот криво ухмыльнувшись стал отвязывать Василия.

– Барин не надо. Прошения прошу. – Вопил испуганный Василий, но было уже поздно.

Помощники конюха сбросили Василия на пол, предварительно накрепко скрутив его руки веревкой. Л-ский велел налить всем водки и сам первый взялся за рюмку.

Я смотрел на возбужденных гостей и мне вдруг вспомнилась книжная иллюстрация – римский амфитеатр, гладиаторы и такие же как у этих гостей, лица зрителей.

Тем временем конюх только что выпивший стакан водки с барского стола подошел к бледной Елене, жене Василия, и схватив за волосы потянул ее к скамье.

Дети пытались остановить его, но тотчас были оторваны. Помощник конюха задрал подол ее платья и перевязал его на талии ремнем. Елена не могла закрыть свои интимные места руками и гости сидевшие за столом могли вволю рассматривать ее крепкие круглые ягодицы. Конюх повернул ее лицом к гостям и взору присутствующих открылся черный треугольник лобка. Мужчины сидевшие в конце стола привстали, чтобы лучше видеть происходящее.

Елену, как и незадолго до этого ее мужа, положили на скамью. Конюх шлепнул рукой по ягодице заставив женщину всхлипнуть. Однако он не стал тянуть с началом порки и уже через несколько мгновений Елена корчилась под ударами хлыста. Некоторые гости повскакивали со своих мест. Помещик К. подошел к конюху и забрав плеть собственноручно несколько раз хлестнул женщину по истерзаным ягодицам.

– Ты девочка не бойся. Мы только поиграемся чуток и отпустим. – Пропел Федор слащавым голосом.

– Я не-не-нехочу. Отпустите меня и матушку отпустите и батюшку. – Девочка рыдала.

– Отпустим непременно отпустим, но ты должна быть хорошей с нами. – Я старался уговорить ее по-хорошему.

Тут у нас с Федором возникла непредвиденная проблема. Мы оба хотели быть первыми, но целка то у нее одна. Не долго думая я вытащил медный пятак и подбросил его в воздух.

– Орел выпал. Везет тебе, сукин ты сын. – Федор слегка нахмурился.

– Ну что-ж. Раздевайся и не смей перечить господам. – Обратился я к девочке.

Подавленная всем происходящим она скинула платье и я тотчас стал облизывать ее крошечные сосочки. Девочка тряслась всем телом. Она понимала что вскоре с ней должно произойти что-то страшное. Я дотронулся до ее безволосого лобка и провел пальцем по ложбинке губок. Мой член был готов разорваться от желания и я не желая более себя истязать поставил девочку на колени и заставил открыть ротик. Мне хватило лишь трижды войти в ее ротик, как вырвался фонтан семени заставивший ее поперхнуться. Утолив первый плотский голод я, наконец, придумал как можно было бы изощренно лишить девочку невинности.

Подозвав Федора я изложил ему свой план. Он естественно согласился. Потом я сел на софу, а Федор подняв девочку посадил ее на мой вздыбленный член. Девочка пыталась увернуться, но Федор навалился на нее и мой член победно вошел в ее узенькую щелку, разрывая пленочку. Девочка закричала и мне показалось вот-вот потеряет сознание. Однако самое страшное для нее было еще впереди. Федор прижал девочку ко мне и стал толкать свой мясистый внушительных размеров член в ее анус. Я чувствовал сквозь тонкую перегородку как движется его поршень в кишке малышки. Когда же он достиг предела девочка потеряла сознание. Мы разрядились почти одновременно. Федор вытащил свой испачканный калом, семенем и кровью член и обмыл его водкой. Я же еще некоторое время наслаждался узкой щелкой девочки. Мы брызнули на нее водой и она открыла глаза. Вскоре к нам подошел вездесущий К и мы отдали малышку ему.

Читайте также: