Вокруг печки стояли полукругом длинные сколоченные из неоструганных досок столы
Обновлено: 28.04.2024
Обращаем Ваше внимание, что в соответствии с Федеральным законом N 273-ФЗ «Об образовании в Российской Федерации» в организациях, осуществляющих образовательную деятельность, организовывается обучение и воспитание обучающихся с ОВЗ как совместно с другими обучающимися, так и в отдельных классах или группах.
Рабочие листы и материалы для учителей и воспитателей
Более 2 500 дидактических материалов для школьного и домашнего обучения
- Онлайн
формат - Диплом
гособразца - Помощь в трудоустройстве
311 лекций для учителей,
воспитателей и психологов
Получите свидетельство
о просмотре прямо сейчас!
1. В каком предложении НЕ со словом пишется слитно?
1) К этому времени из отдела кадров прислали замену (не)допущенной в рейс команде. (Князев Л.)
2) Бланк с фотографией был (не)заполнен. (Богомолов В.)
3) (Не)сильный, но очень холодный ветер косо гнал сухие снежинки.(Успенский В.)
4) Ни одна собака в мире (не)считает обыкновенную преданность чем-то необычным.(Троепольский Г.)
2. В каком предложении НЕ со словом пишется раздельно?
1) Новое судно (не)привычно высилось на пустынном берегу. (Чесноков И.)
2) Дом отдыха для ответственных работников был (не)велик, но очень удобен.(Гроссман В.)
3) Вокруг печки стояли полукругом длинные, сколоченные из (не)оструганных досок столы. (Иванов А.)
4) Тимофей был доволен, что, (не)колеблясь, исправил свою ошибку.(Акимов И.)
3. В каком предложении НЕ со словом пишется раздельно?
1) (Не)ожиданно на фоне багряно-синеватой зари вдоль просеки показалась птица.(Троепольский Г.)
2) (Не)смотря на середину марта, весна уже смело заявляла свои права.(Чарская Л.)
3) Бим, как по команде, лег, (не)спуская взора с птицы. (Троепольский Г.)
4) Когда (не)чего сказать, легче всего разводить руками. (Алексин А.)
4. В каком предложении НЕ со словом пишется раздельно?
1) Андрей тогда изо всех сил (не)взлюбил девочку. (Приставкин А.)
2) Тальберг как член революционного военного комитета, а (не)кто иной, арестовал знаменитого генерала Петрова. (Булгаков М.)
3) Таксист был рассержен (не)предвиденной остановкой. (Алексин А.)
4) В последние месяцы Бим (не)заметно вошел в мою жизнь и занял в ней прочное место. (Троепольский Г.)
5. В каком предложении НЕ со словом пишется раздельно?
1) (Не)подалеку под сенью лозняка виднеется свежая глина вперемешку с голышами. (Носов Е.)
2) Щенок был (не)большой, уши его пока еще не торчали.(Коваль Ю.)
3) Птицы любят (не)всякий лес.(Солженицын А.)
4) (Не)яркие зимние тени от редких деревьев расплывались на снегу.(Иванов А.)
6. В каком предложении НЕ со словом пишется слитно?
1) Лысый господин с (не)доумением рассматривал странного мальчика. (Андреев Л.)
2) Из-за пушистого снега на дороге (не)слышно было даже своих шагов.(Тендряков В.)
3) Круглые булыжники мостовой были (не)похожи один на другой, как разные братья. (Тынянов Ю.)
4) Корчма представляла собой едва ли (не)удвоенную в размерах крестьянскую хату.
7. В каком предложении НЕ со словом пишется раздельно?
1) За черной (не)замерзшей рекой белела даль. (Бек А.)
2) (Не)допитый кофе давно остыл.
3) Мальчики вздрогнули: (не)замеченная ими стая воробьев поднялась и с шумом вылетела из конюшни. (Рыбаков А.)
4) Хотелось бы всех поименно назвать, да отняли список, и (не)где узнать.(Ахматова А.)
8. В каком предложении НЕ со словом пишется раздельно?
1) Уваров понимал (не)избежность встречи с немецким часовым.(Алексеев М.)
2) На склоне стоял чистый, (не)захламлённый валежником лес. (Быков В.)
3) Звук пилы (не)глубокий, но очень отчетливый и выразительный.
4) Звенела музыка в саду таким (не)выразимым горем.(Ахматова А.)
9. В каком предложении НЕ со словом пишется слитно?
1) Андрей, (не)решаясь сесть, прислонился плечом к косяку двери. (Адамов Г.)
2) Сердце к сердцу (не)приковано, если хочешь - уходи.(Ахматова А.)
3) Александр слушал с (не)которым нетерпением и взглядывал по временам в окно, на дальнюю дорогу.(Гончаров И.)
4) Александр был избалован, но (не)испорчен домашнею жизнью.(Гончаров И.)
10. В каком предложении НЕ со словом пишется раздельно?
1) Разведчиков отделяла от немцев (не)широкая речка, поросшая камышом. (Казакевич Э.)
2) За углом послышались (не)ровные шаги и сиплое бормотанье. (Андреев Л.)
3) Машина (не)много потряслась на проселочной дороге и остановилась у леса.(Коваль Ю.)
4) Левчук еще глубже погрузился в воду, вперил взгляд в (не)заслоненный кустарником узенький
1. В каком предложении НЕ со словом пишется слитно?
1) К этому времени из отдела кадров прислали замену (не)допущенной в рейс команде. (Л.Князев)
2) Бланк с фотографией был (не)заполнен. (В.Богомолов)
3) (Не)сильный, но очень холодный ветер косо гнал сухие снежинки.(В.Успенский)
4) Ни одна собака в мире (не)считает обыкновенную преданность чем-то необычным.(Г.Троепольский)
2. В каком предложении НЕ со словом пишется раздельно?
1) Новое судно (не)привычно высилось на пустынном берегу. (И.Чесноков)
2) Дом отдыха для ответственных работников был (не)велик, но очень удобен.(В.Гроссман)
3) Вокруг печки стояли полукругом длинные, сколоченные из (не)оструганных досок столы. (А.Иванов)
4) Тимофей был доволен, что, (не)колеблясь, исправил свою ошибку.(И.Акимов)
3. В каком предложении НЕ со словом пишется раздельно?
1) (Не)ожиданно на фоне багряно-синеватой зари вдоль просеки показалась птица.(Г.Троепольский)
2) (Не)смотря на середину марта, весна уже смело заявляла свои права.(Л.Чарская)
3) Бим, как по команде, лег, (не)спуская взора с птицы. (Г.Троепольский)
4) Когда (не)чего сказать, легче всего разводить руками. (А.Алексин)
4. В каком предложении НЕ со словом пишется раздельно?
1) Андрей тогда изо всех сил (не)взлюбил девочку. (А.Приставкин)
2) Тальберг как член революционного военного комитета, а (не)кто иной, арестовал знаменитого генерала Петрова. (М.Булгаков)
3) Таксист был рассержен (не)предвиденной остановкой. (А.Алексин)
4) В последние месяцы Бим (не)заметно вошел в мою жизнь и занял в ней прочное место. (Г.Троепольский)
5. В каком предложении НЕ со словом пишется раздельно?
1) (Не)подалеку под сенью лозняка виднеется свежая глина вперемешку с голышами. (Е.Носов)
2) Щенок был (не)большой, уши его пока еще не торчали.(Ю.Коваль)
3) Птицы любят (не)всякий лес.(А.Солженицын)
4) (Не)яркие зимние тени от редких деревьев расплывались на снегу.(А.Иванов)
6. В каком предложении НЕ со словом пишется слитно?
1) Лысый господин с (не)доумением рассматривал странного мальчика. (Л.Андреев)
2) Из-за пушистого снега на дороге (не)слышно было даже своих шагов.(В.Тендряков)
3) Круглые булыжники мостовой были (не)похожи один на другой, как разные братья. (Ю.Тынянов)
4) Корчма представляла собой едва ли (не)удвоенную в размерах крестьянскую хату.
7. В каком предложении НЕ со словом пишется раздельно?
1) За черной (не)замерзшей рекой белела даль. (А.Бек)
2) (Не)допитый кофе давно остыл.
3) Мальчики вздрогнули: (не)замеченная ими стая воробьев поднялась и с шумом вылетела из конюшни. (А.Рыбаков)
4) Хотелось бы всех поименно назвать, да отняли список, и (не)где узнать.(А.Ахматова)
8. В каком предложении НЕ со словом пишется раздельно?
1) Уваров понимал (не)избежность встречи с немецким часовым.(М.Алексеев)
2) На склоне стоял чистый, (не)захламлённый валежником лес. (В.Быков)
3) Звук пилы (не)глубокий, но очень отчетливый и выразительный.
4) Звенела музыка в саду таким (не)выразимым горем.(А.Ахматова)
В тума… ой дали песча… ого берега тускло светились багря… ые огни стари… ой гости… ицы. В гости… ой на краше… ом полу, украше… ом затейливым орнаментом, стоял искус… о сдела… ый стол с искусстве… ыми цветами в стекля… ой вазе. Точе… ые ножки стола с заточе… ыми концами были позолоче… ы. Жже… ые спички лежали на подставке серебря… ого подсвечника с зажже… ыми свечами, рядом стояла позолоче… ая ваза с позолоче… ыми ручками. В ней изумле… ому взору открывался стра… ый набор варе… ых овощей, моче… ых яблок, солее… ых огурцов и кваше… ой капусты. Копче… ая колбаса, туше… ое мясо, мороже… ая рыба, замороже… ые лангусты, толчее… ые орехи, сви… ые отбивные лежали в серебря… ых чашах. На отглаже… ой тка… ой скатерти, сотка… ой из белоснежного льна, стояли деревя… ые блюда, стекля… ые фужеры, оловя… ые ложки, костя… ые вилки. Сквозь закопче… ые стекла еле пробивался лу… ый свет.
В туманной дали песчаного берега тускло светились багряные огни старинной гостиницы. В гостиной на крашеном полу, украшенном затейливым орнаментом, стоял искусно сделанный стол с искусственными цветами в стеклянной вазе. Точеные ножки стола с заточенными концами были позолочены. Жженые спички лежали на подставке серебряного подсвечника с зажженными свечами, рядом стояла позолоченная ваза с позолоченными ручками. В ней изумленному взору открывался странный набор вареных овощей, моченых яблок, соленых огурцов и квашеной капусты. Копченая колбаса, тушеное мясо, мороженая рыба, замороженные лангусты, толченые орехи, свиные отбивные лежали в серебряных чашах. На отглаженной тканой скатерти, сотканной из белоснежного льна, стояли деревянные блюда, стеклянные фужеры, оловянные ложки, костяные вилки. Сквозь закопченные стекла еле пробивался лунный свет.
Слушай, это довольно долго вставлять. Лучше я напишу тебе правило, а ты сам/а подумаешь, что где вставлять. Знаю, что ты попросил/а дать тебе ответ на задание, не для того, чтобы я тебе тут какое то правило вставляла, но, все таки, посмотри. Может быть, дальше тебе кто то сделает твой номер. А пока, вот правило, если решишься сделать сам/а.
Правило правописания н/нн в суффиксах прилагательных.
В суффиксе пишется "н" если:
1) Есть суффикс: ян, ин, ан.
Пример: багряный, серебряный (суффикс "ян"), голубиный, соловьиный (суффикс "ин"), песчаный, кожаный (суффикс "ан").
Оловянный, деревянный, стеклянный.
В суффиксе слова пишется "нн" если:
1) Есть суффикс енн, онн
Пример: Весенний, осенний (суффиксы "енн") зловонный, червонный (суффикс "онн")
2) Если данное слово поставить в форму существительного, и основа заканчивается на "н".
Примеры: лунный (или луный?) — луна (основа слова "лун", заканчивается на "н", значит прилагательное будет писаться с двумя "нн". Лунный.)
Это довольно просто. Уверенна, эти правила должны быть в Вашем учебнике, раз уж вы проходите или проходили данную тему. Если вы решили попросить кого то сделать её за Вас, то вам было лень заглянуть в учебник и посмотреть правило.
Я никто, чтобы Вас отчитывать, поэтому просто отправила вам правила. Вообще дело, просить сделать за Вас, или нет.
Простите, если оскорбила
Александра Воронкова Ученик (124) Я до сих пор думаю, что обращалась к вам в грубой форме! Ещё раз извиняюсь
Оттого молодец с лошади свалился, что мать криво посадила.
Галине Ивановой, верному другу
Когда-то стояла здесь угрюмая, сумеречная тайга, сквозь которую с трудом пробивалась безымянная речка.
Однажды пришли на ее берега люди, разложили костер. Пламя лизало сухой валежник, отсвечивало на черных от времени, липких от проступившей смолы стволах деревьев, отражалось в глубине спокойных вод.
На другой день начали валить деревья и строить жилье.
Трудно сказать, почему облюбовали они эти необитаемые места. То ли понравился им могучий каменный утес, возвышавшийся над тайгой неподалеку, на противоположной стороне реки, то ли сама река. А может, решили они поселиться тут потому, что не было сюда путей-дорог, не досягал ничей глаз, не доставала ничья рука.
Так или примерно так возникали в вековечной сибирской глухомани заимки, раскольничьи скиты, всякие поселения. И вот стояло уже к зиме на берегу несколько торопливо и кособоко срубленных домишек, воровато курившихся по утрам желтым дымком от сосновых и кедровых сучьев.
Всю зиму люди продолжали валить деревья и таскать их к берегу на веревках по оледенелым накатам. И к следующей осени количество домов утроилось.
Деревне еще и названия не было, а реку наименовали Светлихой, — наверное, за чистые и прозрачные, как сосновая смолка, воды, за тихий нрав, за приветливо приютившие людей берега.
Правда, весной река ревела и пенилась, грозя выплеснуться из берегов. Неслись по ней могучие деревья, вывороченные где-то из мягкого грунта. Крутились в водоворотах, с треском разламывались об утес. Но уже к концу апреля вода спадала, быстро очищалась от мути, щепок и прочего мусора, виновато плескалась под ноги расхаживающих по берегу людей.
А потом, много лет спустя, случился страшный пожар. Он начисто выжег тайгу по всему левобережью, обуглил землю на много верст, оплавил и закоптил каменные глыбы утеса. Гореть бы жирным смольем и деревне, если бы не Светлиха.
После пожара люди попробовали было селиться и на левой стороне Светлихи, но воды смирной летом реки за три-четыре весны размыли оголенный берег и в половодье затапливали все левобережье, до самого утеса. Люди перевезли на правый берег свои домишки. На образовавшихся громадных заливных лугах каждое лето волновалось теперь буйное разнотравье — коси не хочу!
С тех времен и называется деревня Зеленый Дол. Может быть, до пожара она имела какое-то другое название, но история его не сохранила.
Деревня хотя и медленно, но разрасталась из года в год только по правому берегу. Он был немного холмистый, домишки лепились по отлогим залесенным склонам. Кое-где над домами, как безмолвные часовые, стояли даже кряжистые кедры. Теперь в селе было несколько улиц, тянувшихся вдоль речки, и десятка полтора переулков, нырявших между холмами.
Чем дальше к окраине, тем гуще становились заросли. Однако настоящая тайга начиналась только за Чертовым ущельем. Зубчатой стеной она подпирала самое небо.
Чертово ущелье находилось километрах в двух от деревни. Это была глубокая, саженей в пятнадцать, впадина с почти отвесными каменистыми краями. Бока ущелья зарастали крушиной, вереском и мелким кустарником. На дне его, неумолчно позванивая, холодно кипел, брызгая белой пеной, ручей, питавшийся подземными ключами, что били из-под обомшелых, насквозь прозеленевших камней. Спуститься в ущелье можно было только в двух-трех местах.
Каждому, кто заглядывал в ущелье летом, оно дышало в лицо холодным черным сумраком. Очевидно, поэтому дикое ущелье и называли Чертовым.
Каждое утро, когда еще не было видно солнца, гранитная верхушка утеса над Светлихой уже окрашивалась в красно-розовый цвет. По мере того как где-то поднималось солнце, краска с вершины утеса стекала все ниже и ниже. Розовый цвет превращался в желтоватый, блекнул прямо на глазах. Казалось, вот-вот камни совсем потухнут. Но через несколько минут бледно-желтая краска начинала густеть, принимала медноватый оттенок. И вот уже весь утес горел золотом, горел столь ослепительно, что на него больно становилось смотреть. Каждый гранитный кристаллик яростно отражал лучи невидимого еще людям солнца, эти лучи сливались в один огромный огненный, полыхающий столб.
Утес потухал, когда показывалось над землей солнце. Некоторое время поблескивали еще, переливались, как живые, белые искорки по его каменному срезу, висевшему над Светлихой, но скоро и они гасли.
Люди издавна заметили эту игру света и окрестили утес Злат-камнем.
А однажды пустил кто-то слух: неспроста называется так утес — под каменными глыбами лежит несметное количество золота в самородках и россыпью.
Слух загудел по Зеленому Долу, как памятный таежный пожар, раздуваемый ураганом. Люди кинулись через Светлиху на лодках и вплавь, долбили ломами брызжущий железными осколками гранит, рыли лопатами, а то и руками мокрый, тяжелый, как свинцовая дробь, песок. Облазили все скалы сверху донизу, изогнули ломы, истерли лопаты, до костей спустили мясо на ладонях, но никакого золота не нашли.
Со временем люди утихомирились, перестали долбить камни и рыть песок. Но молва о богатствах, скрытых под утесом, не исчезла. Она жила среди народа и была как летнее марево: вот дрожит оно под ближним пригорком, а подойди — ничего здесь нет, оно струится над следующим. И, витая над деревней, легенда все больше и больше окутывала утес ореолом таинственности.
На самой вершине утеса из широкой, забитой землей расселины рос огромный, развесистый осокорь. Он был настолько могуч, что казалось, каменный утес не выдержит его тяжести и вот-вот развалится; настолько высок, что в ненастные дни тяжелые облака спускались ниже его ветвей. Может, поэтому в него ни разу не ударила молния. Только ветер отламывал иногда от него веточки и бросал в Светлиху.
Осокорь был виден за много километров. Солнце теперь освещало прежде всего верхушку дерева и уж потом начинало расцвечивать камни.
Люди удивлялись: почему осокорь вырос на самой вершине утеса, каким ветром и откуда принесло сюда его семечко? Ведь, кроме берез да осин, в этих местах не растут лиственные деревья. И лишь немногие знали, что осокорь посажен был человеческой рукой.
Сейчас уж никто не помнит имен первых поселенцев Зеленого Дола и никто не знает их судьбы. Но лет за сорок до революции появился в деревне мужичонка с деревянной ногой — Авдей Меньшиков. Этого старожилы уже помнят.
«Хром ногой, да прям головой», — с завистью шептали о нем одни. «Нога у него деревянная, да рука железная, — с отчаянием говорили другие. — Схватит за горло — уж не отпустит».
– Послушай, – сказала жена, – мне жутко.
Была лунная зимняя полночь, мы ночевали на хуторе в Тамбовской губернии, по пути в Петербург с юга, и спали в детской, единственной теплой комнате во всем доме. Открыв глаза, я увидал легкий сумрак, наполненный голубоватым светом, пол, покрытый попонами, и белую лежанку. Над квадратным окном, в которое виднелся светлый снежный двор, торчала щетина соломенной крыши, серебрившаяся инеем. Было так тихо, как может быть только в поле в зимние ночи.
– Ты спишь, – сказала жена недовольно, – а я задремала давеча в возке и теперь не могу…
Она полулежала на большой старинной кровати у противоположной стены. Когда я подошел к ней, она заговорила веселым шепотом:
– Слушай, ты не сердишься, что я разбудила тебя? Мне правда стало жутко немного и как-то очень хорошо. Я почувствовала, что мы с тобой совсем, совсем одни тут, и на меня напал чисто детский страх…
Она подняла голову и прислушалась.
– Слышишь, как тихо? – спросила она чуть слышно.
Мысленно я далеко оглянул снежные поля вокруг нас, – всюду было мертвое молчание русской зимней ночи, среди которой таинственно приближался Новый год… Так давно не ночевал я в деревне, и так давно не говорили мы с женой мирно! Я несколько раз поцеловал ее в глаза и волосы с той спокойной любовью, которая бывает только в редкие минуты, и она внезапно ответила мне порывистыми поцелуями влюбленной девушки. Потом долго прижимала мою руку к своей загоревшейся щеке.
– Как хорошо! – проговорила она со вздохом и убежденно. И, помолчав, прибавила: – Да, все-таки ты единственный близкий мне человек! Ты чувствуешь, что я люблю тебя?
Я пожал ее руку.
– Как это случилось? – спросила она, открывая глаза. – Выходила я не любя, живем мы с тобой дурно, ты говоришь, что из-за меня ты ведешь пошлое и тяжелое существование… И, однако, все чаще мы чувствуем, что мы нужны друг другу. Откуда это приходит и почему только в некоторые минуты? С Новым годом, Костя! – сказала она, стараясь улыбнуться, и несколько теплых слез упало на мою руку.
Положив голову на подушку, она заплакала, и, верно, слезы были приятны ей, потому что изредка она поднимала лицо, улыбалась сквозь слезы и целовала мою руку, стараясь продлить их нежностью. Я гладил ее волосы, давая понять, что я ценю и понимаю эти слезы. Я вспомнил прошлый Новый год, который мы, по обыкновению, встречали в Петербурге в кружке моих сослуживцев, хотел вспомнить позапрошлый – и не мог, и опять подумал то, что часто приходит мне в голову: годы сливаются в один, беспорядочный и однообразный, полный серых служебных дней, умственные и душевные способности слабеют, и все более неосуществимыми кажутся надежды иметь свой угол, поселиться где-нибудь в деревне или на юге, копаться с женой и детьми в виноградниках, ловить в море летом рыбу… Я вспомнил, как ровно год тому назад жена с притворной любезностью заботилась и хлопотала о каждом, кто, считаясь нашим другом, встречал с нами новогоднюю ночь, как она улыбалась некоторым из молодых гостей и предлагала загадочно-меланхолические тосты и как чужда и неприятна была мне она в тесной петербургской квартирке…
– Ну, полно, Оля! – сказал я.
– Дай мне платок, – тихо ответила она и по-детски, прерывисто вздохнула. – Я уже не плачу больше.
Лунный свет воздушно-серебристой полосою падал на лежанку и озарял ее странною, яркою бледностью. Все остальное было в сумраке, и в нем медленно плавал дым моей папиросы. И от попон на полу, от теплой, озаренной лежанки – ото всего веяло глухой деревенской жизнью, уютностью родного дома…
– Ты рада, что мы заехали сюда? – спросил я.
– Ужасно, Костя, рада, ужасно! – ответила жена с порывистой искренностью. – Я думала об этом, когда ты уснул. По-моему, – сказала она уже с улыбкой, – венчаться надо бы два раза. Серьезно, какое это счастье – стать под венец сознательно, поживши, пострадавши с человеком! И непременно жить дома, в своем углу, где-нибудь подальше ото всех… «Родиться, жить и умереть в родном доме», – как говорит Мопассан!
Она задумалась и опять положила голову на подушку.
– Это сказал Сент-Бёв, – поправил я.
– Все равно, Костя. Я, может быть, и глупая, как ты постоянно говоришь, но все-таки одна люблю тебя… Хочешь, пойдем гулять?
– Гулять? Куда?
– По двору. Я надену валенки, твой полушубочек… Разве ты уснешь сейчас?
Через полчаса мы оделись и, улыбаясь, остановились у двери.
– Ты не сердишься? – спросила жена, взяв мою руку. Она ласково заглядывала мне в глаза, и лицо ее было необыкновенно мило в эту минуту, и вся она казалась такой женственной в серой шали, которой она по-деревенски закутала голову, и в мягких валенках, делавших ее ниже ростом.
Из детской мы вышли в коридор, где было темно и холодно, как в погребе, и в темноте добрались до прихожей. Потом заглянули в залу и гостиную… Скрип двери, ведущей в залу, раздался по всему дому, а из сумрака большой, пустой комнаты, как два огромных глаза, глянули на нас два высоких окна в сад. Третье было прикрыто полуразломанными ставнями.
– Ау! – крикнула жена на пороге.
– Не надо, – сказал я, – лучше посмотри, как там хорошо.
Она притихла, и мы несмело вошли в комнату. Очень редкий и низенький сад, вернее, кустарник, раскиданный по широкой снежной поляне, был виден из окон, и одна половина его была в тени, далеко лежавшей от дома, а другая, освещенная, четко и нежно белела под звездным небом тихой зимней ночи. Кошка, неизвестно как попавшая сюда, вдруг спрыгнула с мягким стуком с подоконника и мелькнула у нас под ногами, блеснув золотисто-оранжевыми глазами. Я вздрогнул, и жена тревожным шепотом спросила меня:
– Ты боялся бы здесь один?
Прижимаясь друг к другу, мы прошли по зале в гостиную, к двойным стеклянным дверям на балкон. Тут еще до сих пор стояла огромная кушетка, на которой я спал, приезжая в деревню студентом. Казалось, что еще вчера были эти летние дни, когда мы всей семьей обедали на балконе… Теперь в гостиной пахло плесенью и зимней сыростью, тяжелые, промерзлые обои кусками висели со стен… Было больно и не хотелось думать о прошлом, особенно перед лицом этой прекрасной зимней ночи. Из гостиной виден был весь сад и белоснежная равнина под звездным небом, – каждый сугроб чистого, девственного снега, каждая елочка среди его белизны.
– Там утонешь без лыж, – сказал я в ответ на просьбу жены пройти через сад на гумно. – А бывало, я по целым ночам сидел зимой на гумнах, в овсяных ометах… Теперь зайцы небось приходят к самому балкону.
Оторвав большой, неуклюжий кусок обоев, висевший у двери, я бросил его в угол, и мы вернулись в прихожую и через большие бревенчатые сени вышли на морозный воздух. Там я сел на ступени крыльца, закуривая папиросу, а жена, хрустя валенками по снегу, сбежала на сугробы и подняла лицо к бледному месяцу, уже низко стоявшему над черной длинной избой, в которой спали сторож усадьбы и наш ямщик со станции.
– Месяц, месяц, тебе золотые рога, а мне золотая казна! – заговорила она, кружась, как девочка, по широкому белому двору.
Голос ее звонко раздался в воздухе и был так странен в тишине этой мертвой усадьбы. Кружась, она прошла до ямщицкой кибитки, черневшей в тени перед избой, и было слышно, как она бормотала на ходу:
Татьяна на широкий двор
В открытом платьице выходит,
На месяц зеркало наводит,
Но в темном зеркале одна
Дрожит печальная луна…
– Никогда я уж не буду гадать о суженом! – сказала она, возвращаясь к крыльцу, запыхавшись и весело дыша морозной свежестью, и села на ступени возле меня. – Ты не уснул, Костя? Можно с тобой сесть рядом, миленький, золотой мой?
Большая рыжая собака медленно подошла к нам из-за крыльца, с ласковой снисходительностью виляя пушистым хвостом, и она обняла ее за широкую шею в густом меху, а собака глядела через ее голову умными вопросительными глазами и все так же равнодушно-ласково, вероятно, сама того не замечая, махала хвостом. Я тоже гладил этот густой, холодный и глянцевитый мех, глядел на бледное человеческое лицо месяца, на длинную черную избу, на сияющий снегом двор и думал, подбадривая себя:
«В самом деле, неужели уже все потеряно? Кто знает, что принесет мне этот Новый год?»
– А что теперь в Петербурге? – сказала жена, поднимая голову и слегка отпихивая собаку. – О чем ты думаешь, Костя? – спросила она, приближая ко мне помолодевшее на морозе лицо. – Я думаю о том, что вот мужики никогда не встречают Нового года, и во всей России теперь все давным-давно спят…
Но говорить не хотелось. Было уже холодно, в одежду пробирался мороз. Вправо от нас видно было в ворота блестящее, как золотая слюда, поле, и голая лозинка с тонкими обледеневшими ветвями, стоявшая далеко в поле, казалась сказочным стеклянным деревом. Днем я видел там остов дохлой коровы, и теперь собака вдруг насторожилась и остро приподняла уши: далеко по блестящей слюде побежало от лозинки что-то маленькое и темное, – может быть, лисица, – и в чуткой тишине долго замирало чуть уловимое, таинственное потрескивание наста.
Прислушиваясь, жена спросила:
– А если бы мы остались здесь?
Я подумал и ответил:
– А ты бы не соскучилась?
И как только я сказал, мы оба почувствовали, что не могли бы выжить здесь и года. Уйти от людей, никогда не видать ничего, кроме этого снежного поля! Положим, можно заняться хозяйством… Но какое хозяйство можно завести в этих жалких остатках усадьбы, на сотне десятин земли? И теперь всюду такие усадьбы, – на сто верст в окружности нет ни одного дома, где бы чувствовалось что-нибудь живое! А в деревнях – голод…
Заснули мы крепко, а утром, прямо с постели, нужно было собираться в дорогу. Когда за стеною заскрипели полозья и около самого окна прошли по высоким сугробам лошади, запряженные гусем, жена, полусонная, грустно улыбнулась, и чувствовалось, что ей жаль покидать теплую деревенскую комнату…
«Вот и Новый год! – думал я, поглядывая из скрипучей, опушенной инеем кибитки в серое поле. – Как-то мы проживем эти новые триста шестьдесят пять дней?»
Но мелкий лепет бубенчиков спутывал мысли, думать о будущем было неприятно. Выглядывая из кибитки, я уже едва различал мутный серо-сизый пейзаж усадьбы, все более уменьшающийся в ровной снежной степи и постепенно сливающийся с туманной далью морозного туманного дня. Покрикивая на заиндевевших лошадей, ямщик стоял и, видимо, был совершенно равнодушен и к Новому году, и к пустому полю, и к своей и к нашей участи. С трудом добравшись под тяжелым армяком и полушубком до кармана, он вытащил трубку, и скоро в зимнем воздухе запахло серой и душистой махоркой. Запах был родной, приятный, и меня трогали и воспоминание о хуторе, и наше временное примирение с женою, которая дремала, прижавшись в угол возка и закрыв большие, серые от инея ресницы. Но, повинуясь внутреннему желанию поскорее забыться в мелкой суете и привычной обстановке, я делано-весело покрикивал:
– Погоняй, Степан, потрогивай! Опоздаем!
А далеко впереди уже бежали туманные силуэты телеграфных столбов, и мелкий лепет бубенчиков так шел к моим думам о бессвязной и бессмысленной жизни, которая ждала меня впереди…
На закате шел дождь, полно и однообразно шумя по саду вокруг дома, и в незакрытое окно в зале тянуло сладкой свежестью мокрой майской зелени. Гром грохотал над крышей, гулко возрастая и разражаясь треском, когда мелькала красноватая молния, от нависших туч темнело. Потом приехали с поля в мокрых чекменях работники и стали распрягать у сарая грязные сохи, потом пригнали стадо, наполнившее всю усадьбу ревом и блеянием. Бабы бегали по двору за овцами, подоткнув подолы и блестя белыми босыми ногами по траве; пастушонок в огромной шапке и растрепанных лаптях гонялся по саду за коровой и с головой пропадал в облитых дождем лопухах, когда корова с шумом кидалась в чащу… Наступала ночь, дождь перестал, но отец, ушедший в поле еще утром, все не возвращался.
Я была одна дома, но я тогда никогда не скучала; я еще не успела насладиться ни своей ролью хозяйки, ни свободой после гимназии. Брат Паша учился в корпусе, Анюта, вышедшая замуж еще при жизни мамы, жила в Курске; мы с отцом провели мою первую деревенскую зиму в уединении. Но я была здорова и красива, нравилась сама себе, нравилась даже за то, что мне легко ходить и бегать, работать что-нибудь по дому или отдавать какое-нибудь приказание. За работой я напевала какие-то собственные мотивы, которые меня трогали. Увидав себя в зеркале, я невольно улыбалась. И, кажется, все было мне к лицу, хотя одевалась я очень просто.
Как только дождь прошел, я накинула на плечи шаль и, подхватив юбки, побежала к варку, где бабы доили коров. Несколько капель упало с неба на мою открытую голову, но легкие неопределенные облака, высоко стоявшие над двором, уже расходились, и на дворе реял странный, бледный полусвет, как всегда бывает у нас в майские ночи. Свежесть мокрых трав доносилась с поля, мешаясь с запахом дыма из топившейся людской. На минуту я заглянула и туда, – работники, молодые мужики в белых замашных рубахах, сидели вокруг стола за чашкой похлебки и при моем появлении встали, а я подошла к столу и, улыбаясь над тем, что я бежала и запыхалась, сказала:
– А папа где? Он был в поле?
– Они были не надолго и уехали, – ответило мне несколько голосов сразу.
– На чем? – спросила я.
– На дрожках, с барчуком Сиверсом.
– Разве он приехал? – чуть не сказала я, пораженная этим неожиданным приездом, но, вовремя спохватившись, только кивнула головой и поскорее вышла.
Сиверс, кончив Петровскую академию, отбывал тогда воинскую повинность. Меня еще в детстве называли его невестой, и он тогда очень не нравился мне за это. Но потом мне уже нередко думалось о нем, как о женихе; а когда он, уезжая в августе в полк, приходил к нам в солдатской блузе с погонами и, как все вольноопределяющиеся, с удовольствием рассказывал о «словесности» фельдфебеля-малоросса, я начала свыкаться с мыслью, что буду его женой. Веселый, загорелый – резко белела у него только верхняя половина лба, – он был очень мил мне.
«Значит, он взял отпуск», – взволнованно думала я, и мне было и приятно, что он приехал, очевидно, для меня, и жутко. Я торопилась в дом приготовить отцу ужин, но, когда я вошла в лакейскую, отец уже ходил по залу, стуча сапогами. И почему-то я необыкновенно обрадовалась ему. Шляпа у него была сдвинута на затылок, борода растрепана, длинные сапоги и чесучовый пиджак закиданы грязью, но он показался мне в эту минуту олицетворением мужской красоты и силы.
– Что ж ты в темноте? – спросила я.
– Да я, Тата, – ответил он, называя меня, как в детстве, – сейчас лягу и ужинать не буду. Устал ужасно, и притом, знаешь, который час? Ведь теперь всю ночь заря, – заря зарю встречает, как говорят мужики. – Разве молока, – прибавил он рассеянно.
Я потянулась к лампе, но он замахал головой и, разглядывая стакан на свет, нет ли мухи, стал пить молоко. Соловьи уже пели в саду, и в те три окна, что были на северо-запад, виднелось далекое светло-зеленое небо над лиловыми весенними тучками неясных и красивых очертаний. Все было неопределенно и на земле, и в небе, все смягчено легким сумраком ночи, и все можно было разглядеть в полусвете непогасшей зари. Я спокойно отвечала отцу на вопросы по хозяйству, но, когда он внезапно сказал, что завтра к нам придет Сиверс, я почувствовала, что краснею.
– Зачем? – пробормотала я.
– Свататься за тебя, – ответил отец с принужденной улыбкой. – Что ж, малый красивый, умный, будет хороший хозяин… Мы уж пропили тебя.
– Не говори так, папочка, – сказала я, и на глазах у меня навернулись слезы.
Отец долго глядел на меня, потом, поцеловав в лоб, пошел к дверям кабинета.
– Утро вечера мудренее, – прибавил он с усмешкой.
Сонные мухи, потревоженные нашим разговором, тихо гудели на потолке, мало-помалу задремывая, часы зашипели и звонко и печально прокуковали одиннадцать…
«Утро вечера мудренее», – пришли мне в голову успокоительные слова отца, и опять мне стало легко и как-то счастливо-грустно.
Отец уже спал, в кабинете было давно тихо, и все в усадьбе тоже спало. И что-то блаженное было в тишине ночи после дождя и старательном выщелкивании соловьев, что-то неуловимо прекрасное реяло в далеком полусвете зари. Стараясь не шуметь, я стала осторожно убирать со стола, переходя на цыпочках из комнаты в комнату, поставила в холодную печку в прихожей молоко, мед и масло, прикрыла чайный сервиз салфеткой и прошла в свою спальню. Это не разлучало меня с соловьями и зарей.
Ставни в моей комнате были закрыты, но комната моя была рядом с гостиной, и в отворенную дверь, через гостиную, я видела полусвет в зале, а соловьи были слышны во всем доме. Распустив волосы, я долго сидела на постели, все собираясь что-то решить, потом закрыла глаза, облокотясь на подушку, и внезапно заснула. Кто-то явственно сказал надо мной: «Сиверс!» – я, вздрогнув, очнулась, и вдруг мысль о замужестве сладким ужасом, холодом пробежала по всему моему телу…
Читайте также: