Прибил яйца к доске
Обновлено: 12.05.2024
10 ноября в день в День сотрудника органов внутренних дел в 13.00 на Красной площади прошла акция петербургского художника Петра Павленского.
Голый художник, смотрящий на свои прибитые к кремлёвской брусчатке яйца, – метафора апатии, политической индифферентности и фатализма современного российского общества.
Не чиновничий беспредел лишает общество возможности действовать, а фиксация на своих поражениях и потерях всё сильнее прибивает нас к кремлевской брусчатке, создавая из людей армию апатичных истукано
Свое первое убийство, я раскрыл благодаря знаниям полученным в армии. Служил я в Медвежьих Озерах в Войсках Дяди Васи. Часть была показательная, поэтому в парадах я участвовал чаще, чем видел самолет. Особенно мне запомнилась подготовка к параду на 9 мая, когда нас для слаживания парадных расчетов собрали в Алабино.
"В подмосковном Алабино построили площадку, которая имитирует Красную площадь. Такой объект возвели, чтобы отрепетировать грядущий Парад Победы, который пройдет в Москве 9 мая." "В подмосковном Алабине на площадке, представляющей собой макет, идеально имитирующий главную площадь страны, полным ходом идут тренировки сводного парадного расчета, сформированного для участия военном параде на Красной площади в Москве 9 мая" "В тренировках участвуют около 10 тысяч военнослужащих и около 100 единиц военной техники, В Алабино к параду готовятся парадный строй авиации, механизированная колонна и сводный парадный расчет." "Солдаты тренируются ходить строевым шагом по пять часов в день, проходя за это время шесть километров". (выдержки из материалов СМИ)
Так вот строевой устав после этого парада, отчеканивался от моих зубов, доходило до того, что автоматически указывал людям, как в том анекдоте об их походке:
Приступили к опросу соседей, и установили, что убиенный общался с условным Петкой, с другого конца деревни, и Петька только как из армии дембельнулся, служил в Москве, в роте почетного караула. Пришли в дом Петьки, а там все в елочку:
1. Петька в хлам, одежда в бурых пятнах.
2. Сапоги в сенях все в земле с огорода (главная дорога была асфальтированная).
Ну а когда Петька оклемался, он и пояснил мотив: Убиенный назвал его дураком, зато то что, тот в армии служил
О самом известном российском художнике-акционисте последних лет рассказывает Анна Матвеева.
Петр Павленский. Отделение. 19 октября 2014. Архив Петра Павленского
Петербуржца Петра Павленского художественные критики общим решением уже объявили самым значимым художником прошлого года. Он один из немногих современных авторов, чье имя на слуху даже у тех, кто никогда и никаким искусством не интересовался. Массмедиа широко разносят информацию о его публичных акциях. Четыре из них знакомы уже, кажется, всем: «Шов» (протестуя против приговора участницам группы Pussy Riot летом 2012 года, художник грубой ниткой зашил себе рот перед Исаакиевским собором в Петербурге); «Туша» (весной 2013 года он голым лежал в коконе из колючей проволоки перед входом в здание Законодательного собрания Санкт-Петербурга); «Фиксация» (в феврале 2014 года художник прибил собственную мошонку гвоздем к брусчатке Красной площади в Москве, отражая политическую апатию российского общества, которое «взяли за яйца», а оно даже и не пискнуло); и вот теперь — «Отделение», когда Павленский, сидя на заборе Научного центра социальной и судебной психиатрии имени В.П. Сербского в Москве, отрезал себе ножом мочку уха в знак протеста против возрождения карательной психиатрии в России. Он знает, о чем говорит: после почти каждой акции Павленскому назначают осмотр у психиатров, сейчас на его счету уже четыре освидетельствования и одна полноценная психиатрическая экспертиза. Впрочем, психиатрия пока не спешит расчехлить свой карательный арсенал: все без исключения врачи признали Павленского психически здоровым, а его акции — вменяемым выражением личной позиции.
Из-за такого широкого медийного освещения фигура Павленского вызывает множество вопросов. Кто этот человек? На каком основании он называет себя художником? (Главный вопрос внехудожественной публики: «А рисовать-то этот “художник” умеет?») Чем занимался и занимается еще, помимо кровавых членовредительских акций? Мы попробуем на них ответить.
Кто этот человек и умеет ли он рисовать?
Петр Павленский родился в 1984 году, сейчас ему 30 лет. Получил профессиональное художественное образование, даже два: одно классическое, второе — нет. Учился в Санкт-Петербургской художественно-промышленной академии им. Штиглица — знаменитой «Мухе» — по классу монументальной живописи. То есть рисовать он умеет, и умеет хорошо: бездарей там не держат. Кроме того, учился и современному искусству в Институте «ПРО АРТЕ» — одном из немногих в Петербурге и России образовательных учреждений, связанных с актуальным искусством и искусством новых технологий. Ни «Муху», ни «ПРО АРТЕ» Павленский не окончил, из идеологических соображений покинув их перед самым выпуском: « Художественному образованию я посвятил в общей сложности около десяти лет. Это дало мне две важные вещи: во-первых, немного полезной информации, а во-вторых, показало мне механику ломки личности и уничтожения потенциала художника как такового, превращение художника в обслуживающий персонал для декоративной надстройки режима. Той надстройки, которая скрывает механику власти. Все эти учебные заведения воспитывают, по сути, художников-оформителей. — Оформителей чего? — Фондов, грантов, музеев, галерей и прочих приятных декораций для времяпрепровождения. Это сродни проституции: художники начинают мыслить категориями заказчика, чем он богаче — тем желаннее, тем больше они хотят его удовлетворить. Государство, конечно, — самый желанный заказчик, у него больше всего денег. Труд художника превращается в содержание менеджерского состава галерей и фондов. В вузе я видел людей, которые могли бы сделать много интересного, а их ломают, формируя коммерческие мышление и ценности. По этим соображениям я принципиально не закончил “Муху”, уйдя с пятого курса и не получив диплом, потому что диплом — это фактически сертификат о соответствии этому стандарту, где ты подписываешься, что с ним соглашаешься. Это губительно для художника, и я много от чего себя уберег, выйдя оттуда. То же самое с “ПРО АРТЕ” ».
А что он нарисовал?
Ранние работы Павленского, пока он не перешел к акционизму, представляли собой фотографии и коллажи. Уже тогда, в период обучения в «ПРО АРТЕ», Павленского интересовали социальная проблематика и человеческое тело как ее медиум. Проект «Картография», сделанный для выставки «OCULUS ДВА», проходившей в рамках Московской биеннале молодого искусства в 2012 году, представлял фотографии рубцов на обнаженных человеческих телах как летопись насилия. Проект абсолютно не политический, и был посвящен личной человеческой истории, отпечатанной на теле в виде ран и шрамов. Однако, по словам Павленского, даже он вызвал негативную реакцию: « Несколько шрамов были в форме крестов, и меня попросили их убрать, изменить работы. То есть просто пересечение вертикали с горизонталью уже может рассматриваться как оскорбление веры » (интервью журналу «Артхроника»).
9 мая 2012 года на выставке, посвященной Дню Победы, Павленский представил серию, главным героем которой был вымышленный персонаж, протодиакон, символизировавший анахронизм и противоречивость информационной политики церкви. « Этот проект был связан с критикой клерикализма. Тогда это еще казалось нонсенсом, а через год стало реальностью. Я придумал персонажа, ведущего клерикальную пропаганду через современное искусство. Дурацкий персонаж — художник-пропагандист, олицетворявший то, как Церковь лезет туда, куда ей не нужно лезть. Церковь ведь открыто заявляла, что войну мы выиграли благодаря заступничеству таких-то и таких-то святых. Я понимал, что с моим протодиаконом мне просто не дадут площадку — пришлось обмануть администрацию выставочного центра: пока проект не открылся, я скрывал от них весь смысл работы ».
Однако игры с институциональным искусством вскоре стали для Павленского неприемлемы. Отход от них в сторону акционизма он считает определяющим моментом своего становления как художника: « Для меня искусство — и политическое, и как таковое, — работа в информационном поле с наборами кодов, а не производство предметов. Искусство — это работа со смыслами и с формой выражения этих смыслов. То, что я делал раньше, я делал с позиции художника, который находится в стороне, в комфортной для себя стороне, не берет на себя ответственность и не помещает свое тело внутрь искусства, а говорит от некоего третьего лица. Когда я неожиданно для себя вышел к акционизму, я сам стал персонажем и телом, взяв на себя ответственность ».
Зачем все это?
Павленский не просто считает себя политическим художником, он настаивает на разделении политического искусства и искусства о политике. Одно дело сделать политику темой своих работ, продолжая выставлять эти работы в галереях и музеях внутри критикуемой политической системы, и другое — влезть внутрь самой этой системы и пытаться подорвать ее изнутри, причем ее же средствами.
« Повод для моих акций — желание власти запугать людей, навязывая страх как инструмент управления. У меня от этого сразу возникает желание противопоставить этому процессу что-то, а именно — себя. Есть политическое искусство и есть искусство о политике, которое работает с внешними атрибутами власти: в его рамках можно что-то коллажировать, смеяться, делать картинки и вешать в галерее. А политическое искусство — внедрение в саму механику власти, использование ее же инструментов, которые оказывают на нас давление, формируют страхи и желания. Страх — это тоже инструмент. Если художник начинает этим заниматься, он должен не проговаривать и не рисовать эти инструменты, а погружаться в них.
Власть стремится к объективации человека, к превращению его в предсказуемую функцию. Я же борюсь за субъективацию посредством объективации власти, стремлюсь заставить эти инструменты работать на искусство. На этом я строю акции, и важно, что я-то во время осуществления акции должен сделать самый минимум, а максимум делает потом власть, все эти полиция, медики, пожарные, психиатры — именно они втягиваются в ситуацию и формируют высказывание. А в общем процессе политического искусства большое значение имеет отношение к административным и уголовным делам. Ведь искусство — это прямая работа с областью понимания. Боязнь, что на тебя заведут дело, кстати, — тоже инструмент власти, с которым я работаю. Но это не проблема, а начало процесса по утверждению границы формы политического искусства. Инструмент власти — именование, наклеивание ярлыков: например, в нацистской Германии власть наклеила на целый пласт искусства ярлык “дегенеративное”. То, что делаю я, власть пытается назвать преступлением или сумасшествием. Моя задача — не дать ей навязать именование ».
Что еще?
Презентация второго выпуска бумажного журнала «Политпропаганда» прошла во дворе Государственного Эрмитажа, это была спонтанная несогласованная акция. Видео, сделанное во дворе музея, перемежается фрагментами видеозаписей, сделанных Павленским. Видео как медиум в последнее время интересует его все больше. Это почти документальные съемки, как говорит сам Павленский, «на грани журналистики». Он снимает безликие тела (голова «отрезана» рамкой кадра) и фиксирует речь, которая представляет маргиналов — от бомжей до нацистов. В кадре остается только тело, шрамы и татуировки на котором более красноречивы, чем сами слова, и рассказывают иную, альтернативную историю жизни людей, которых не дай бог встретить в темной подворотне.
« Проект “Политпропаганда” всегда на границе. Все мои работы идут параллельно с созданием политических прецедентов, акций. Вот на видео анонимный националист, его тело покрыто шрамами, и он рассказывает историю убийства. Это могла бы быть журналистика. Но мне важно, что видео строится на том, что то, что и как он говорит, и само его тело — большой сгусток насилия, и перед нами и следы насилия, и язык насилия ».
Почему это искусство?
Тут есть интересный нюанс, который даже не столько относится именно к Павленскому, сколько опровергает основные общенародные претензии к современному искусству в целом. Дело в том, что на фоне их (и на общем фоне современного искусства) Павленский выступает прямо-таки титанической фигурой, прямым продолжателем ренессансной художественной этики. У широкой публики, в смысле, публики, не обученной и не стремящейся знать и уметь читать язык современного искусства, ведь какие к этому искусству основные претензии? Ко всей этой абстрактной мазне, минималистическим шарикам-кубикам, черным квадратикам и инсталляциям из говна и палок? «Какое же это искусство, если я тоже так могу!». Так вот Павленский с его вдохновенным членовредительством как раз возрождает более чем классический идеал искусства как выхода к пределам человеческого и в область надчеловеческого посредством визуального высказывания. Демонстративные самоповреждения люди считывают и как мазохизм, и как самопиар, и как истерику, но кто бы и чем бы ни считал прибитые гвоздем к брусчатке тестикулы или отрезанный кусок уха, никто не бросит в адрес добровольного мученика: «Я тоже так могу».
Даже для тех, кто считает Петра идиотом или наймитом Госдепа (неважно, кто это — неискушенный читатель желтой прессы, который крутит пальцем у виска, или искусствовед, подводящий теоретическую базу под несостоятельность идеологической платформы и ее визуальной репрезентации у Павленского), Павленский реабилитирует понятие подвига, выхода за пределы инстинкта самосохранения, для которого нужны очень веские основания, и представить эти основания как веские и есть задача художника. Задача настолько предельная, что здесь уже нерелевантно «я тоже так могу» — нет, не можете. Даже за вымышленный грант от Госдепа или от кого бы то ни было еще вы не вколотите по собственной воле себе гвоздь в яйца. В этом и разница.
«Павленский — художник, который прибил свои яйца к Красной площади» — факт, известный даже тем, кто думает, что художник вообще-то должен рисовать. О нём пишет англоязычная «Википедия» и издания в диапазоне от The Washington Times до Daily Mail, а культурные институции уровня «Гаража» включают документации его работ в исследовательские проекты. Правда, пока что большинство ограничивается описанием «эпатажных» акций, и только сам Павленский в интервью и лекциях терпеливо объясняет их смысл. Мария Михантьева пообщалась с художником, его соратниками и оппонентами и попробовала разобраться, что стоит за громкими заголовками, политическими лозунгами и строчками уголовного дела.
Ясным воскресным днём молодой человек, одетый во всё чёрное, подошёл к Институту судебной психиатрии им. Сербского. Он уже приходил сюда накануне — осматривал окрестные дворы, искал камеры наружного наблюдения. Ещё раньше внимательно изучил фотографии здания. Теперь же, остановившись у пожарной лестницы, почти мгновенно разделся догола, убрал одежду в рюкзак, достал из него устрашающих размеров нож, рюкзак отшвырнул подальше и быстро взобрался на стену. Уселся, свесив ноги, левой рукой оттянул мочку правого уха, полоснул ножом — и замер, глядя прямо перед собой.
«Пусть Павленский научится писать картины, как Ван Гог, а потом уже с ушами своими разбирается, — возмутится депутат и защитник традиционных ценностей Виталий Милонов. — Это не искусство, это диагноз». «Павленский — акционист, чьи работы идеально ложатся в наше время», — напишет правозащитница и участница группы Pussy Riot Надежда Толоконникова. И добавит: «Главное завоевание Павленского — Russia Today и „Вести“ называют его художником. Художником!»
Павленскому 31. Он принадлежит к поколению, которое ходило в школу в лихие девяностые, взрослело в нефтяные нулевые, а в середине десятых обнаружило себя в стране, где посадить могут за неправильное поведение в храме или чих на портрет должностного лица. Большинство верит, одобряет и поддерживает; меньшинство отвечает митингами, согласованными с властями. В 2011–2012 годах 30-летним казалось, что можно что-то изменить; к 2015-му многие смирились с выбором между «валить» и «не отсвечивать».
На бедной почве всегда произрастает мощное протестное искусство, но большая часть новых великих художников застревает в «узких кругах» и приятных компаниях себе подобных, поддаётся соблазнам коммерческого искусства или уходит в прямое политическое действие. Художник Павленский равноудалён от всех этих вариантов. Его знают, его акции обсуждают и, даже когда воспринимают их как выходку нелепого придурка, интуитивно понимают (или хотя бы переживают). Он сознательно не связывается ни с какими политическими силами или капиталами, живя в абсолютной свободе и такой же бедности. Но главное — он смог хакнуть власть и сделать так, чтобы полицейские, следователи, бюрократы всех мастей стали его соавторами.
— Чтобы быть художником, нужно уважать церковь и пить водку. А, ещё рыбалка. В общем, надо быть таким «нормальным мужиком».
За окнами снегом заметает «Апрашку» — дикий рынок, занимающий целый квартал исторической застройки почти в центре Петербурга. Пётр Павленский кидает в чашку щепоть туго скрученных чайных листьев из жестяной банки с иероглифами.
— Вершина карьеры — расписать храм. Или преподавать, — он заливает листья крутым кипятком и попутно рассказывает, как учился на художника.
Начиная с десятого класса то прогуливал, то оставался на второй год, потом ушёл в вечернюю школу, но посетил её всего три или четыре раза. Освободившееся время тратил на самообразование — ходил с друзьями в музеи, в Дом кино и читал всё, что попадалось под руку, от Кафки и Камю до Берроуза и Уорхола. Когда пришло время куда-то поступать, подумал: «Чем я вообще хочу заниматься? Рисовать люблю», — и пошёл в Художественно-промышленную академию имени Штиглица, в народе — «Муху». Он был наивен и, как многие, считал, что «рисовать» и «искусство» — понятия одного порядка.
Павленский поступил на факультет дизайна. Ему нравились теоретические предметы, которые полностью перестраивали сознание, но через два года на горизонте замаячила специализация — то есть надо было решить, чьи заказы выполнять всю оставшуюся жизнь. Работать от зарплаты до зарплаты и строить карьеру он не собирался — перед глазами стоял пример отца, который так и жил, но ничего не достиг, начал заливать и заедать разочарование и умер у холодильника в 49 лет, подавившись куском сырого мяса. Павленский хотел быть художником и решил продолжить обучение на факультете монументального искусства — самом традиционном, самом сложном для поступления и самом престижном. На подготовку и поступление ушло полтора года.
В 2011–2012 годах 30-летним казалось, что можно что-то изменить; к 2015-му многие смирились с выбором между «валить» и «не отсвечивать».
Примерно тогда же он познакомился с Оксаной Шалыгиной (встретил её в баре и тут же начал лезть с непристойными предложениями; она подумала: «Почему бы и нет?» — через полтора года у пары родилась дочь Алиса, ещё через два — Лиля). Оксана называет себя главой издательского дома, который сама же вместе с Павленским и основала; о своём прошлом говорит туманно. Их отношения никак не оформлены. «Слово „жена“ — это социально-политический конструкт, — объясняет Оксана. — Меня можно назвать подругой, близким человеком, соратницей». Сам Павленский говорит так: «человек, с которым у меня нет противоречий».
На втором курсе Павленский понял, что хвалёная «монументалка» готовит ремесленников, способных лишь оформлять интерьеры. «Людей обрабатывают, форматируют, — говорил потом в интервью. — И за шесть лет из потенциально хороших художников делают обслуживающий персонал». Когда был объявлен очередной набор в Школу молодого художника института «Про Арте», он подал заявку.
«Про Арте» — известное в арт-среде заведение, через которое прошли если не все, то большинство успешных петербургских художников. Конкурс в 2012/2013 учебном году составлял шесть человек на место. Павленский поступил, но и там не было счастья:
— «Про Арте» — тот же самый порожняк. Там учат заполнять грантовые заявки и генерировать стерильный контент, потому что ни один грантодатель не пойдёт на конфликт с системой.
В итоге Павленский не окончил ни академию, ни школу. Принципиально: получить диплом значило бы для него стать сертифицированным стандартом. Из «Мухи» он ушёл за год до конца, из «Про Арте» — через полгода после начала обучения. Позже в статье «О фатальной стандартизации практик современного искусства», написанной для их с Оксаной журнала, он будет ругать выставки за стерильность, кураторов — за поверхностность, художников — за стремление к комфорту, а современную систему искусства сравнит с культурной политикой сталинского режима. Хотя в одной проартевской выставке — в рамках Московской биеннале молодого искусства — всё-таки успеет принять участие.
Однажды в «Мухе» Павленскому задали тему «Апокалипсис», и он вместо очередного Судного дня изобразил на холсте женские гениталии, представив, как выглядит конец света для не родившегося ребёнка — преподаватели возмущались и взывали к христианской этике. За заданиями на религиозную тему следовали задушевные беседы о духовности. Воспоминания об этом выводят Павленского из себя: «Я видел, как мои друзья попадают в сложные ситуации. И всегда рядом оказываются какие-то непонятные люди, которые тащат в церковь. Проходит год — человек начинает говорить штампами, мыслить шаблонами».
Он пытался спорить (напиравшим на этику преподавателям напоминал о таком достижении христианства, как инквизиция) и троллить. В конце августа 2012 года в газете «Мой район» было опубликовано открытое письмо Павленского к протоиерею Всеволоду Чаплину. Он предлагал объединить усилия «для создания совместной исследовательской лаборатории по изучению суггестивного воздействия звуковых и визуальных раздражителей на когнитивные процессы человеческого мозга».
— Золото, иконы, запах ладана — это же всё вводит человека в определённое психологическое состояние, он становится особенно восприимчивым к проповедям, — объясняет Павленский, и по тому, как он говорит, непонятно, иронизирует он или всерьёз считает храмы местом вербовки зазевавшихся граждан.
Осенью 2011 года полицейские нашли в квартире нижегородского учёного Анатолия Москвина три десятка мумифицированных женских тел. Краевед и полиглот, автор путеводителей и газетных публикаций выкапывал из могил мёртвых девушек, мумифицировал и держал у себя дома в качестве воспитанниц за неимением родных детей. Суд признал Москвина опасным для общества шизофреником; Павленский увидел в нём героя, бросившего вызов Церкви и государству.
Услышав вопрос про Москвина, Павленский оживляется: «Да, да, очень важный для меня персонаж!» Он рьяно защищает краеведа от обывательских нападок: у многих народов приняты такие отношения с умершими, которые показались бы нам шокирующими, это всего лишь вопрос культурных кодов. Москвина, считает Павленский, уничтожают за то, что он посягнул на прерогативу РПЦ говорить от лица мёртвых и отказался смириться с одиночеством. Через два года Павленский выставит фотографии мумий Москвина на партизанской выставке вместе с работами признанных деятелей искусства и заявит: «О нём можно говорить сколько угодно, но то, чем он занимался, очень близко к художественным практикам. Нужно раздвигать эти рамки — нормативность условна». А ещё через год его самого попытаются объявить сумасшедшим, и рамки нормативности превратятся в стены психиатрической больницы.
Покрытый татуировками и шрамами человек висит в воздухе на крюках, продетых через кожу в спине (к крюкам приделаны тросы, уходящие куда-то вверх). На лице у человека маска, он держит за руку маленькую Алису Павленскую, которая сидит на шее у папы. Выдающаяся биография — бродяжничество, драки, самодеятельный саспеншн — оставила отпечатки на покрытом татуировками и шрамами теле. Павленский запечатлел это тело на снимках для выставки «Гоп-арт», которую помогал организовать петербургскому художнику и куратору Кириллу Шаманову в культурном центре «Факел» в начале лета 2012 года.
Москвина, считает Павленский, уничтожают за то, что он посягнул на прерогативу РПЦ говорить от лица мёртвых
и отказался смириться с одиночеством.
Сначала эти фото отказались печатать, сочтя обнажённые мужские гениталии пропагандой гомосексуализма (закон о её запрете был принят питерским Заксобранием 7 марта 2012 года). Затем, уже после открытия выставки, в борьбу за нравственность вступил «Факел». Приехавший забрать собственные работы Павленский обнаружил на стёклах, под которыми находились фотографии, следы скотча — гениталии явно пытались заклеить.
В Москве в это время открывалась проартевская выставка, для которой Павленский сделал восковой слепок торса всё того же человека со шрамами. Здесь тоже не всё пошло гладко: изначально к слепку прилагался плакат с символическим рассказом о жизни и интересах персонажа, где православие соседствовало с фашизмом, но от плаката под давлением проартевских менеджеров пришлось отказаться. Сам слепок, как считает Павленский, специально поместили в такое освещение, чтобы не был заметен оттиск нательного креста — впрочем, куратор выставки Анна Буйвид эти обвинения отрицает: «Мы много разговаривали с Петром в процессе работы над проектом, думаю, он бы мне рассказал о комментариях со стороны институции. На выставке, которую я курировала на той же биеннале, был проект с намного более яркой религиозной отсылкой. Я прекрасно понимаю, что возможны нестыковки в передаче информации — ну или тотальная жажда цензуры».
«Я думаю, что тогда я сделал важные выводы относительно политичности и аполитичности религии и того, насколько эффективным фильтром является все это обилие сотрудников мира институционального искусства», — говорит Павленский.
«До [процесса] он не соотносил с собой лично события, которые разворачиваются вовне. Ему казалось, что есть он и его окружение, а где-то есть другие, и у них какие-то свои проблемы, которые с ним никак не пересекаются, — вспоминает Оксана Шалыгина. — Но именно тогда все эти фрагменты сплелись в душный узел, который стягивался все туже и туже, и если бы он ничего с ним не сделал, то узел стал бы удавкой».
В день открытия проартевской выставки прошла акция в поддержку Pussy Riot: девушку в ярком платье и балаклаве символически «распяли» у храма Спаса-на-Крови. А через десять дней, 23 июля 2012 года, Павленский зашил себе рот суровой ниткой и вышел к Казанскому собору с плакатом «Выступление Pussy Riot было переигрыванием знаменитой акции Иисуса Христа».
После длительного откладывания решения в отношении питерского художника-акциониста Петра Павленского, прибившего в День полиции себя за мошонку к брусчатке Красной площади, возбуждено уголовное дело по 213 статье – «Хулиганство». По этой статье он может получить до 5 лет лишения свободы. Похоже, власти все же решились на очередную грандиозную глупость, принимая активное участие в этой художественной акции, и тем самым создавая художнику мощный пиар, как это произошло и в случае с панк-группой Pussy Riot.
Любопытно, что полиция вела себя вотношении художника довольно корректно и обходительно, хотя свой перформанс Петр Павленский обозначил как художественную политическую акцию.
Похоже, своими деяниями художникам-акционистам постепенно удается пробивать стену непонимания и обучать общество восприятию современного искусства. Группа "Война", группа Pussy Riot, Олег Кулик. При опросе на радио "Эхо Москвы" 28% слушателей оценили действия Петра Павленского на Красной площади как акт искусства, а не как безумие или суицид. Надо признать, это феноменально высокий результат. Похоже, что в России, чтобы пробиться к слушателю и зрителю, искусство должно быть именно таким -- провокационным и политическим. В прошлом году Петр Павленский зашил себе рот в знак протеста против осуждения Pussy Riot.
Вчера на радио "Эхо Москвы" в передаче "Культурный шок" состоялось обсуждение этой акции с участием художника: Современное искусство как политическая акция
Назвать этого и подобных ему господ художниками можно лишь в том случае, если считать художником любого человека с серьезными психическими отклонениями.
В суде долго чесали репу, но, кажется, решили назначить этого автора и исполнителя хулиганом. Умнее было бы проигнорировать такие художества. А так государство опять решило посоучаствовать в художественном творчестве. Пусси Райот очень довольны таким поведением государства, это обеспечивает им мировую славу в веках. А теперь и этот артист будет признан художником с мировым именем. Ведь акционизм -- это сознательная провокация.
Я предпочитаю называть вещи своими именами, то есть провокатора - провокатором, а не художником. А то, что могут где-нибудь выпустить альбом с фотографиями его дурацких акций - это запросто может случиться, машина оболванивания работает на всю катушку.
Это индустрия впаривания обывателю всякой чуши под видом высших достижений в эволюции искусства. Чтобы продавать бог знает что за большие деньги, нужно создать и поддерживать в обществе представление о том, что прибивание мошонки к площади и прочие вывихи - это и есть высшее достижение свободного разума, не скованного многовековыми догмами.Чтобы вдолбить это в головы людям, традиционно сомневающимся в своем праве оценивать что-то за пределами их круга деятельности, должна работать мощная пропагандная машина. Если результат - представление о господине, экспериментирующем со своей мошонкой, как о художнике - значит, это машина оболванивания.
P.S. Александр Васильевич, я надеюсь, Вы не принимаете это на свой счет - у Вас достаточно трезвости ума и чувства юмора, чтобы адекватно относиться к этим фокусам.
Юрий Александрович, я не склонен драматизировать происходящее и отношусь к любому искусству с изрядной долей юмора и иронии, хотя моя оценка таких произведений находится явно в другой плоскости, чем ваша. Похоже, вы склонны к традиционной оценке, когда произведение ценили как некий фетиш, как культурную ценность, как предмет, как будущий музейных экспонат, в котором претворено достижение мастерства, труда, духа, вкуса, интеллекта и т.п. Такое отношение к произведению происходит из тех эпох, когда художники обслуживали своим творчеством религию или идеологию. Самый яркий и недавний пример -- социалистический реализм и искусство Третьего Рейха. Подобными произведениями набиты музеи.
Но к произведению искусства можно относиться и по-другому, скажем, как к способу преодоления идеологических догм, психологических стереотипов и социальных клише, как к способу освобождения духа и ломки табу. Всю историю искусства можно рассматривать с таких позиций, как избавление от гнета и обретение свободы. Вспомните, как импресионисты надругались над классицистами, чем вызвали колоссальный скандал в Париже. Впрочем, сегодня и импрессионисты давно уже считаются классиками.
В том же Париже в 1917 году Марсель Дюшан выставил писсуар, подписав и датировав это произведение, названное им "Фонтан". Это был явный акт надругательства над эстетическими ожиданиями общественности. Это была "пощечина общественному вкусу", как выражался Владимир Владимирович, который и сам был не прочь сбросить классиков с парохода современности.
Петр Павленский выглядит и разговаривает как персонаж русских романов XIX века, считает автор. Кто же он? Художник или провокатор? Активист или агент спецслужб? Он делает это по своей воле или нет? Мечтатель или преступник? Пророк или дьявол? Может, безумец?
«За время всей моей карьеры в качестве художника меня называли преступником, сумасшедшим, теперь агентом ФСБ», — заявил Павленский 22 февраля в интервью газете «Паис» и другим СМИ в Париже. «Это очень похоже на то, как Адольф Гитлер говорил о дегенеративном искусстве: «Художник, который мне не нравится, — это дегенеративный художник: сумасшедший, преступник или враг''», — добавил он, стремясь выразить довольно ясные идеи на довольно ломанном французском.
Петру Павленскому 35 лет, он уроженец Санкт-Петербурга. Сейчас он находится в центре главного политического скандала Франции этого года. Интимное видео сексуального характера с одним из муниципальных кандидатов попало в интернет и предопределило его поражение, а также внесло значительные изменения в общественную жизнь Франции.
14 февраля, в День святого Валентина, Бенжамен Гриво, соратник Эммануэля Макрона и кандидат в мэры столицы от правящей партии, объявил о снятии своей кандидатуры. Причиной стала публикация на сайте «Порнополитика» интимных фотографий, которые Гриво два года назад отправил женщине, не являющейся его супругой.
Это была 29-летняя студентка Александра де Таддео (Alexandra de Taddeo), которая сейчас встречается с Павленским. Из обоих задержали 15 февраля для допроса. 17 февраля их обвинили в распространении видео. Павленский и де Таддео были освобождены, но им запрещено общаться друг с другом.
«Это нападение на любовь», — жалуется Павленский, который взял на себя всю ответственность за случившееся. В мае 2018 года у Александры де Таддео и Гриво, который тогда был официальным представителем правительства Макрона, была интрижка, и де Таддео сохранила их фотографии.
Через некоторое время Александра начала встречаться с Павленским, который признался: «Я украл материалы с ее компьютера». Он заверяет, что хотя девушка и участвовала в создании сайта «Порнополитика» и знала, что Павленский готовит какую-то акцию, она не знала, с чем она связана. Александра была очень удивлена, когда увидела видео с Гриво в интернете.
«Она была очень недовольна», — признается Павленский. «С точки зрения политики, она меня поддерживает», — добавил он, общаясь с Хуаном Бранко, еще одним человеком, который наряду с Павленским и де Таддео сводит с ума политические, журналистские круги и судебную власть в Париже. Бывший адвокат Джулиана Ассанжа и сторонник «желтых жилетов», Бранко написал книгу, ставшую бестселлером, в которой он выступает против Макрона. Именно он давал Павленскому юридическую консультацию перед публикацией видео. Во время разговора коты Бранко дремлют или прогуливаются по столам. Павленский отвечает, не спеша. Спутать с кем-то его сложно из-за одной приметы: отрезанной мочки уха.
В книге «Дело Павленского. Политика как искусство», опубликованной на французском языке в 2016 году издательством Louison, он рассказал, что был единственным ребенком в семье. Его отец был геологом и умер от алкоголизма, а мать в молодости работала в психиатрической больнице и была помешана на том, что же скажут люди.
Акции, вызывающие споры
В школе Павленский рисовал порнографические картинки, на которых изображал своих одноклассников. Это помогло ему понять, что «искусство способно представить природу человека под неожиданным углом».
Он стал известен благодаря акциям, в которых он задействовал свое тело. Павленский зашивал себе рот, его голого заворачивали в кокон из колючей проволоки, он прибил мошонку к каменной брусчатке на Красной площади, поджег дверь здания ФСБ на Лубянке и отрезал мочку правого уха.
Павленскому были предъявлены обвинения за поджог, поэтому в 2017 году он и Оксана Шалыгина, его соратница и мать его двух дочерей, переехали во Францию. «В России меня хотели уничтожить», — сказал он. Они получили политическое убежище. За первую акцию в этой стране, поджог Банка Франции на площади Бастилии, он провел в тюрьме 11 месяцев.
Павленский говорит, что занимается политическим искусством. Он утверждает, что распространение интимных фото Гриво — это лишь элемент, как нож, которым он отрезал себе мочку уха, более обширного произведения, при помощи которого он хочет связать политику и порнографию. Павленский заявляет, что, когда он выставлял фото кандидата из правящей партии на всеобщее обозрение, его целью было показать, насколько отличаются публичные заявления Гриво о семейных ценностях от его частной жизни. «Я уважаю частную жизнь, когда она не противоречит публичной», — заявил художник. Несмотря на то, что Павленский сказал несколько дней назад, сейчас он не подтверждает информацию о наличии у него других видео: «Не хочу говорить о моих планах».
Сторонники его давнего врага, президента России Владимира Путина были очень довольны реакцией, которую вызвала акция Павленского во Франции, но его это не волнует. «Художник должен быть костью в горле любой власти — российской, французской, американской, африканской, какой угодно».
Павленский не намерен уезжать из Франции. «Теперь я француз, парижанин», — говорит он, хотя не обращался за получением гражданства. «Я могу участвовать в выборах и политической жизни».
Бывшие сторонники Павленского против его последней акции
«Мы в нем немного ошиблись», — говорит историк русского происхождения Галя Аккерман, которая в 2016 году перевела на французский язык книгу «Дело Павленского. Политика как искусство». «На самом деле он выступает не против Путина, а против государства в принципе», — добавляет она. Перечитав публикацию, она поняла, что он несильно изменился. Он уже придерживался таких взглядов, когда многие считали его диссидентом-демократом.
«Удивительно, что в России он издевался только над самим собой. Его искусство состояло в том, что он проводил акции в символических местах и в символическое время, причиняя себе вред, чтобы продемонстрировать насилие, к которому прибегают российские власти. Сейчас его подход совершенно изменился, и мне уже сложно говорить о художественной акции. Выложив в сеть интимные видео, он причиняет вред другому человеку», — говорит автор пролога к книге «Дело Павленского» и главный редактор журнала «Philosophie» Мишель Эльчанинофф. «В какой-то мере мне это напоминает постоянные заявления Кремля, в которых он обвиняет Запад в лицемерии. В западных странах все лицемеры, потому что требуют осуществления прав, чтобы навязать свои интересы, или потому что их политики не те, за кого себя выдают, — продолжает Эльчанинофф. — Кроме того, выложив это видео, он использовал тактику компромата, которую десятилетиями применяют КГБ и ФСБ. Странно видеть, что российский оппозиционер использует эту тактику в политических целях: заставить представителя правящей партии снять свою кандидатуру».
С момента проведения президентских выборов в США в 2016 году Франция и другие западные страны все время опасаются вмешательства России. На прошлой неделе, после того как интимные фото Бенжамена Гриво, кандидата в мэры Парижа от партии президента Эммануэля Макрона, оказались в интернете, сразу же появились теории о возможных махинациях. Публикация интимного видео сексуального характера напоминает так называемый компромат, который в России не раз использовали, чтобы подставить политических противников. На Мюнхенской конференции по безопасности, на следующий день после того, как Гриво покинул предвыборную гонку, Макрон предупредил, что Москва «продолжит предпринимать попытки дестабилизаци» ситуации в западных демократических государствах.
Читайте также: